Она медленно покачала головой, смеясь над собой, и принялась за еду.
Коннор удивился, услыхав, как открылась дверь в его номер. Ему казалось, что он не слишком долго собирает свои вещи.
— Вы решили, что уже соскучились по своей наседке? — крикнул он из спальни.
Верил пошла на звук его голоса.
— Наседке? — переспросила она. — Неужели твоя бедная женушка уже соскучилась по маме?
Коннор уронил чемодан обратно на кровать и обернулся к двери. Он даже не пытался скрыть того, что чувствует и думает. Его черные глаза вонзились в Верил.
— Какого черта ты здесь делаешь?
Берил развязала алую ленту, удерживающую ее капор. Челка темно-каштановых волос затрепетала на ее лбу, когда она стала небрежно обмахиваться полями шляпы.
— Тебе не следует говорить со мной таким тоном, — невозмутимо сказала она, — Может быть, я здесь потому, что что-то случилось с твоим отцом.
— С ним что-то случилось?
Она улыбнулась и вошла в комнату.
— Нет.
Краем глаза Берил увидела свое отражение в полный рост во вращающемся зеркале. Она была достаточно уверена в своей внешности, чтобы не беспокоиться на этот счет и не прихорашиваться. Что бы Коннор ни говорил, она знала, что он находит ее привлекательной. Прогулочное платье Берил имело тот же алый цвет, что и лента капора. Корсаж был скромного покроя, подчеркивавший ее длинную шею и узкие плечи. Он был очень узким, стягивал талию и тесно облегал грудь. Она бросила капор на кресло-качалку и остановилась у изножья кровати в нескольких дюймах от Коннора.
— Раштон совершенно здоров. — Ее улыбка стала лукавой, такими же сделались и ее глаза. — И очень активен.
Коннор без труда понял смысл ее высказывания. И пожалел, что отец не держит Берил в постели весь день. Это самый действенный способ не пускать ее в его собственную.
— Он знает, что ты здесь?
— Я сказала ему, что, возможно, загляну по дороге. Он уехал в свою контору на фабрике. Собирается встретиться с тобой на вокзале, чтобы попрощаться вместе со всеми остальными.
— А ты?
— А я хочу попрощаться с тобой сейчас. — Она поднесла к шее изящные руки и начала расстегивать обтянутые шелком пуговки. — Не волнуйся. Я знаю, что твоя жена находится в отдельном номере. Мне сообщили у стойки внизу. Жаль, что так случилось с ее ногой. Как ты считаешь, она это сделала нарочно? Чтобы не ложиться с тобой в постель?
— Берил, я уже говорил тебе раньше, что после того, как ты стала женой моего отца, между нами все кончено. Ты не получишь и его деньги, и меня в своей постели. Мы с Раштоном не слишком любим друг друга, но так с ним я не поступлю. Поверь, я обладаю тем, чего у тебя нет, — нравственностью. — Коннор отвернулся и продолжил укладывать чемодан.
— Между нами действительно все кончено, — ответила она. И расстегнула еще одну пуговку. Теперь стали видны кружева по краям ее лифчика. — Ты уезжаешь обратно в Колорадо, и мы, вероятно, никогда больше не увидимся. Это просто на прощание, Коннор.
— Я тебя не хочу, Берил.
— Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты хочешь ее? — спросила Берил. Ее короткий смех был злым и холодным. — Не говори мне о нравственности, ты, лицемерный святоша. Если я вышла за Раштона ради денег, то что же, черт возьми, ты сделал вчера? Полагаю, что когда Джей Мак затащил тебя в библиотеку, он не давал тебе документы на владение землей, стоимостью в двенадцать тысяч долларов, и не поблагодарил за то, что ты женился на его дочери — бесцветной, зеленой, как трава, чересчур умной, даже себе во вред? — Пальцы Берил трудились над пуговками, пока ее алый корсаж не оказался совершенно раскрытым. Корсет поднимал ее груди вверх и вперед, и она призывно выставляла их напоказ. — Черт побери, Коннор, неужели ты думаешь, я буду устраивать сцену, если ты залезешь к ней в постель? Чья бы корова мычала, ведь у меня есть Раштон и мне нравится заниматься с ним любовью. Я никогда не стремилась лишать тебя удовольствий. Я только просила тебя делить их со мной. Что в этом плохого? Мы оба состоим в браке. Разделим общий грех.
Коннор неторопливо закончил складывать рубашку, а потом ответил:
— Разделить грех? Не думаю, чтобы это происходило таким образом, Берил. Мне кажется, на небесах складывают грехи, а не делят их поровну между заблудшими овцами.
Она в ярости вздернула подбородок:
— Не смей смеяться надо мной. Он сердито обернулся к ней:
— Или я буду над тобой смеяться, или сделаю тебе больно.
Берил Холидей приподнялась на цыпочки и обвила руками шею Коннора. Прижалась к нему всем телом и зарылась лицом на его широкой груди.
— Так сделай мне больно, — прошептала она, прижимаясь к нему губами. — Я ничего не имею против.
Одна рука Коннора легла на ее талию, другая грубо схватила ее за волосы. Когда он попытался оторвать ее от себя, голова ее запрокинулась назад, а губы слегка приоткрылись — влажные, обещающие тайное наслаждение, зовущие.
Она смотрела на него снизу вверх, бросая вызов и притягивая его своими бледно-голубыми глазами.
— Будь ты проклята, — произнес Коннор сквозь сжатые зубы.
Берил подалась вперед. Ее губы впились в его губы, язык проник внутрь. Пальцы перебирали его волосы, удерживая своими страстными, жадными прикосновениями. Груди, прижатые к нему, набухли, и она потянулась вверх, пытаясь высвободить их из корсета и лифчика. Пальцы Коннора вцепились в ее талию и в завитки волос на затылке. Она почувствовала себя зажатой в тисках его объятий, уязвимой, хотя сама была агрессором. Кожа ее была теплой, губы горячими. Она с радостью ощущала его давление, его силу, доказательство его желания у своих бедер.
Мэгги не поняла, чем привлекла их внимание. Коннор мог бы объяснить ей, что стоило ей только появиться в комнате, чтобы привлечь к себе его внимание. Но она не спросила, что заставило его посмотреть в сторону двери, а у него не было возможности объяснить. К тому времени, когда он освободился от хватки Берил, Мэгги исчезла.
Коннор нашел капор Берил и сунул ей в руки.
— Возьми и убирайся, — грубо приказал он. Ошеломленная Берил рухнула на кровать. Поймала свое отражение в зеркале. Волосы ее растрепались, губы вспухли. На ее по-модному бледном лице появился румянец, а глаза потемнели и стали томными.
— Что с тобой?
Коннор схватил свой чемодан и вышел.
Берил услышала, как захлопнулась дверь. Она откинулась назад на кровати, медленно потянулась, выгнув спину чисто кошачьим движением. Снова повернула голову к зеркалу. В нем полностью отражалась дверь в спальню. Улыбка Берил из хитрой превратилась в довольную.
Когда Коннор пришел в номер Мэгги, там ее не оказалось. Багажа тоже не было. Выругавшись, он предпочел спуститься по лестнице, а не ждать неопределенно долго парового лифта. Слегка запыхавшийся к тому времени, как достиг холла, Коннор с облегчением увидел, что она ждет его в одном из уголков, частично скрытых расставленными вокруг креслами и растениями.
Он бросил свой чемодан рядом с ее вещами и сел на стул напротив нее, затем пододвинулся поближе. Мэгги рассматривала свои руки, аккуратно сложенные на коленях, так, словно они не были ее собственными.
— Посмотрите на меня, Мэгги, — сказал он. Его тон, хоть и не совсем требовательный, был тем не менее далеко не льстивым. — Вы думаете, я не знаю, почему вы предпочли спуститься сюда?
Она подняла на него глаза. Они были тусклыми, что не вязалось с ее застывшей широкой улыбкой.
— Рада, что вы так догадливы, Коннор. Это избавит нас от объяснений.
— Тогда мне хотелось бы, чтобы вы проявили такую же догадливость, — ответил он. — Потому что вам надо объяснить. То, что вы видели там…
Мэгги покачала головой.
— Мне ничего от вас не нужно, — тихо проговорила она. — Особенно объяснений.
Коннор огляделся. Мэгги очень мудро выбрала свое местоположение. Не мог же он устроить сцену в холле отеля «Сент-Марк».