Наконец Шанга отвернулся. В последний раз взглянул на Луну, висевшую высоко в небе и светившую серебряным светом, и зашел в свой шатер.
Последней его мыслью перед тем, как он вошел во тьму, была та же, за которую он держался на протяжении долгих часов:
«Я дал клятву»
На следующее утро императорские курьеры отправились в различные концы огромного лагеря с объявлением, что император возвращается в Каушамби. Объявление пришло гораздо раньше, чем кто-либо ожидал, поэтому приготовления к отъезду получились неорганизованными и поспешными.
Иностранцы в лагере, по давней и впитавшейся в кровь привычке, завершили приготовления за час. По крайней мере очевидные простые приготовления. Другие приготовления отняли гораздо больше времени, больше суток, но у них имелось достаточно времени. Достаточно, чтобы обеспечить передвижение многих отличных, быстрых лошадей и нескольких маленьких, спокойных слонов. Достаточно времени даже чтобы сделать так, словно эти передвижения не имеют к ним отношения.
Достаточно времени. Еще три дня никто не покидал лагерь. Только через три дня небольшая армия — на самом деле большая армия по стандартам всех народов за исключением малва — начала долгий марш на юг. Эту армию передали в подчинение Венандакатре, которого объявили гоптрием Деканского плоскогорья. Это была великолепная должность, даже по стандартам Венандакатры, поэтому великий господин смягчился, несмотря на неподобающую быстроту, с которой ему пришлось отправиться в путь.
У малва имелись различные типы губернаторов, но ни одна должность не считалась такой престижной, как должность гоптрия (Наиболее точным переводом на языки западных стран был бы хранитель болот.) Венандакатру не сделали обычным губернатором небольшой спокойной провинции. И даже не сделали обычным сатрапом большого и спокойного региона. Нет, Венандакатру благословил сам император и дал ему в управление все Деканское плоскогорье. Император доверил ему подчинить эту беспокойную землю.
Несмотря на свое презрение к Венандакатре, многие официальные лица малва, наблюдая за его отъездом, почти испытывали к нему жалость.
Через три дня армия самого императора тронулась в путь. Наверное, было бы лучше сказать: торжественно выступила. Ей предстоял более короткий путь на восток. Самому императору и его окружению, конечно, не придется маршировать, совсем не придется. Император и высокопоставленные малва с комфортом отправились по реке Джамне на самых роскошных в мире баржах, сопровождаемые флотилией узких военных галер.
Однако большая часть императорской армии шла пешком. Как и орда увязавшихся за армией личностей. И небольшая группа иностранцев, которая напоминала щепку в медленно движущемся океане людей.
Глава 9
Дарас
Лето 530 года н. э.
Первый день после возвращения в Дарас Антонина провела с сыном. Фотий страшно обрадовался матери после нескольких месяцев отсутствия, в особенности после того, как увидел небольшую гору подарков, которую она привезла ему из сказочного Константинополя. Тем не менее, несмотря на то, что мальчик одним глазом постоянно и нетерпеливо посматривал на удивительные новые игрушки, он весь первый день провел, прижимаясь к матери.
Семилетний мальчик просто радовался от воссоединения с матерью, а не испытывал облегчения от ее приезда. С ним во время ее отсутствия, очевидно, хорошо обращались. На самом деле, как подозревала Антонина, заметив, как он поправился, его откровенно баловали.
Конечно, ко второму дню желание поиграть в новые игрушки перевесило всю сыновнюю преданность. На рассвете Фотий уже играл. Когда его мать появилась примерно час спустя, мальчик поприветствовал ее чисто формально. Матери ведь всегда матери. Это нечто приятное и неизменное, как солнце на небе. А вот игрушки — кто знает, когда они могут исчезнуть, например, вернуться в то же волшебное царство, из которого появились?
Антонина какое-то время наблюдала за его игрой. В другом случае она могла бы опечалиться из-за невнимания сына. Но на самом деле Антонине не терпелось приступить к своим делам. Поэтому она вскоре направилась в мастерскую, где ее ждал Иоанн Родосский.
Она сразу же заметила, что мастерская значительно расширилась за месяцы ее отсутствия. Когда подошла ближе, поняла: Иоанн больше не работает один. Сквозь открытую дверь мастерской до нее донеслись голоса.
Вначале это привело ее в замешательство. Ей стало неуютно. Последние недели в. Константинополе усилили ее осознание необходимости сохранять тайну и соблюдать осторожность.
Однако через несколько секунд замешательство и беспокойство сменились другими эмоциями. Только одна причина могла побудить Иоанна привлечь к работе других людей.
Поэтому надежда, а не беспокойство, заставила ее ускорить шаги.
То, что она увидела, войдя в мастерскую, мгновенно соединило оба чувства в одно.
Громкий треск заставил се дернуться.
К счастью. Дернувшись, она отскочила в сторону.
К счастью. Летящая с шумом неизвестная ракета пролетела мимо ее головы.
В отличие от срикошетившей, которая ударила ее аккурат по мягкому месту.
Однако у срикошетившего предмета не было такой силы. Антонина упала на пол в основном от удивления, а не от боли.
— Ради всего святого, Антонина! — заорал Иоанн Родосский. Неужели ты не в состоянии прочитать простую надпись?
Морской офицер поднялся из-за перевернутого стола и широкими шагами направился к ней. По ровному и аккуратному положению становилось очевидно, что стол перевернули преднамеренно.
Иоанн протянул руку и поднял Антонину на ноги. Затем, не выпуская ее запястья, потащил ее назад, через дверной проем, которым она только что воспользовалась.
Там он развернул ее и заорал:
— Вот! Здесь! Чтобы все видели!
И победно показал на место над дверью.
— Просто и ясно! На греческом! Говорится…
Молчание. Антонина потерла мягкое место и нахмурилась.
— Да, Иоанн? Что говорится?
Молчание.
— Эйсебий! Иди сюда! — заорал Иоанн.
Мгновение спустя в дверном проеме появился настороженный молодой человек — невысокого роста, плотного телосложения, со смуглым цветом кожи. На самом деле выглядел он несколько зловеще. Совсем не походил на образ невинного херувима, который отчаянно пытался создать.
Иоанн обвинительно показал на пустое место над головой.
— Где надпись, которую я велел тебе здесь повесить? — спросил он.
Эйсебий явно оробел. Виновато улыбнулся.
— Забыл, — пробормотал он.
Иоанн сделал глубокий вдох, выдохнул воздух, упер руки в бока, затопал ногами и стал носиться по всему двору.
Антонина знала эти признаки. Она не была в настроении выслушивать очередную тираду морского офицера.
— Неважно, Иоанн! — воскликнула она. — Ничего не пострадало, кроме моего достоинства.
— Не в этом дело! — рявкнул Иоанн. — Эти штуковины достаточно опасны сами по себе. А тут еще какой-то глупый мальчишка — снова! — забывает принять необходимые меры предосторожности и повесить…
— Что опасно само по себе? — спросила Антонина и радостно улыбнулась. — О, это звучит возбуждающе!
Иоанн прекратил бегать по двору. Теперь просто размахивал руками.
— Мы его получили, Антонина! — воскликнул он возбужденно. — Мы его получили! Порох! Пошли — я тебе покажу!
Он бросился назад в мастерскую. Эйсебий отошел с дороги и благодарственно улыбнулся Антонине.
Антонина во второй раз вошла в мастерскую.
Бах! Взиик! Удар. Клац-клац-клац.
Она быстро пригнулась и опять выскочила наружу.
За ее спиной орал Иоанн:
— Эйсебий! Ты — идиот! Разве я не сказал тебе, что нужен длинный огнепроводный шнур?!
— Забыл, — прозвучало бормотание.
— Если не считать, что у него девичья память, на самом деле он мне очень помогает, — сказал Иоанн позднее. В задумчивости отпил глоток вина. — Химия на самом деле не является моей сильной стороной. А Эйсебий в ней разбирается лучше, чем кто-либо, кого я знаю.