— Не его, — твердо заявил он. — Не этого человека, не ночью. Во-первых, он может сбежать под покровом темноты.
Он поднял руку ладонью вперед, чтобы пресечь возражения Удая.
— Признаю это маловероятно. Меня волнует, что мы можем быть вынуждены убить его. Я хочу взять его живым. Это может оказаться невозможным, но если у нас есть шанс, то днем. В ночной атаке, с общей суматохой, шанса нет вообще.
Он посмотрел на небо. Западный горизонт уже стал пурпурным.
— И нет необходимости торопиться. Он разбивает лагерь, поэтому никуда не собирается. Мы используем ночь, чтобы тихо окружить его.
Он сурово посмотрел на заместителей.
— Тихо, — повторил он.
Они кивнули. Шанга уставился на юг.
— На восходе мы его возьмем.
Велисария брал сам патан. Следопыт даже не потрудился оглушить его. Он просто прыгнул на римского полководца, который все еще спал, закутавшись в одеяло — за полчаса до рассвета — вот ведь лежебока! — у углей, оставшихся от небольшого костерка — кто же разводит костер, когда ты пытаешься убежать, идиот! — и резко поднял его за волосы. Затем ножом порезал щеку римлянину. Один раз легонько полоснул, не больше, достаточно, чтобы пометить своего пленника.
Быстро, быстро патан отошел прочь.
Римский полководец шатаясь поднялся на ноги, истошно кричал. Схватился за щеку обеими руками. Кровь из раны лилась у него между пальцев. Он сделал два шага, покачнулся и свалился животом на остатки костра. Затем, поскольку в костре догорели не все угли, откатился в сторону с еще более громкими криками. Вскочил на ноги, пытаясь затушить тлеющую одежду окровавленными руками.
Патану этого хватило.
Он широким шагом прошел вперед и снова отправил римлянина на пузо яростным сильным пинком. Затем прыгнул на него, поднял голову за волосы и заставил встать на колени.
— Вот твой великий полководец, хозяин Шанга, — презрительно сказал он. Затем врезал римлянину, пресекая очередной вопль.
Рана Шанга уставился сверху вниз на Велисария. Затем уставился на патана, который держал его за волосы. Следопыт по-звериному улыбался.
Снова уставился на Велисария. Полководец хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, глаза горели.
Снова уставился на патана. Потом на Велисария.
— Кто это, черт побери? — рявкнул Джаймал.
Тоже уставился на это. Потом на патана.
— Я никогда в жизни не видел этого человека, — тихо сказал следопыту.
Случившееся, по мнению Раны Шанги, того стоило. Наконец после всех лет он увидел, как патан раскрыл рот. Как глупый зверь.
— Я просто бедный коробейник, — стонал мужчина в сотый раз. Прикладывал повязку к щеке. Стонал. — Меня зовут…
— Заткнись! — рявкнул Удай. — Мы знаем, как тебя зовут. Мы хотим знать, где ты взял лошадей?
Коробейник посмотрел снизу вверх на раджпута. Наконец что-то, кроме всеохватывающего ужаса и жалости к самому себе, появилось у него в мозгу.
Жадность.
— Это мои лошади! — завопил он. — Вы не можете…
— Заткнись! — рявкнул Удай. — Просто заткнись!
Рана Шанга положил руку на плечо Удаю, пытаясь его успокоить. Ярость заместителя просто пугала пленника до потери чувств.
Рана Шанга сел на корточки, так чтобы его глаза находились на одном уровне с глазами человека с окровавленным лицом, который лежал в грязи.
— Послушай меня, коробейник, — сказал он спокойно. Спокойно, но очень твердо. Коробейник замолчал. — Меня зовут Рана Шанга.
Глаза коробейника округлились. Он не был раджпутом, но торговал в Раджпутане. Он знал это имя. Хорошо его знал.
— Мы заберем твоих лошадей, — тихие, но железные слова.
Коробейник открыл рот, начал возмущаться.
— Этих лошадей украли у императорской курьерской службы. Обладание ими ведет к смертному приговору. Тебя могут посадить на кол.
Рот коробейника захлопнулся. Глаза выкатились из орбит. Шанга успокаивающе поднял руку.
— Не бойся. Нас твоя казнь не интересует. Если ты сослужишь нам хорошую службу, мы можем даже заплатить тебе за утраченных лошадей.
«Частично, — добавил он про себя, видя, как алчность снова загорается в глазах коробейника. — Что ты сам заплатил за них. Что, я уверен, гораздо меньше, чем их истинная цена. Я думаю, что начинаю понимать этого… этого… дьявола!»
Он сделал глубокий вдох.
«Нет. To, что сотворил этот дьявольский разум на этот раз»
Шанга посмотрел в сторону. В тридцати фугах патан-следопыт поднял одну из лошадиных ног. Осматривал копыто. Очень внимательно Шанга повернулся назад к коробейнику.
— Но теперь, парень, ты должен рассказать мне — очень быстро, очень четко и ясно, — как ты получил этих лошадей.
— Он был йетайец, — выдохнул коробейник. Затем слова полились из него быстрым потоком: — Думаю, дезертир из императорской стражи. Я не уверен. Я не спрашивал! Не станешь же спрашивать йетайца. Но я так думаю. Я видел часть формы. Красной и золотой. Думаю, он спасался бегством. У него ничего не было, кроме этих отличных лошадей, и он казался в отчаянии, хотел убежать из Аджмера. Поэтому он… он…
Удивительно, но внезапно коробейник вдруг разразился смехом.
— Идиот йетайец! Глупый варвар! Он не представлял, сколько стоят эти лошади! Совсем не представлял, говорю вам! В конце — а мне потребовалось только два часа торга — я обменял их на трех верблюдов, несколько одеял и палатку. Еду. Может, пятьдесят фунтов воды. Две полные большие канистры. И пять бутылок вина. Дешевого вина. — Он хохотал, хохотал. — Чертов идиот! Чертов варвар!
Шанга шлепнул парня по уху.
— Молчать!
Истерический смех коробейника тут же прекратился. Его лицо побледнело.
— А еще что? — спросил Шанга. — Было ведь что-то еще. Выражение лица коробейника стало странной смесью удивления, страха, жадности. Главным образом страха.
— Откуда ты знаешь? — прошептал он.
— Я знаю этого… йетайца, — тихо ответил Шанга. — Он не стал бы просто отправлять тебя в путь. Он бы обеспечил, чтобы ты поехал в этом направлении. Как?
Страх. Жадность. Страх.
— Покажи мне.
Это был один из императорских изумрудов.
Небольшой изумруд, очень маленький по императорским стандартам. Вероятно, самый маленький из драгоценных камней, которые при себе имел Велисарий. Но он представлял богатство для коробейника. Достаточное, чтобы он отправился в Бхаруч, где ему обещали второй точно такой же изумруд, если он передаст сообщение соответствующему получателю.
— Кому?
— Греческому купцу. Капитану корабля.
— Как его зовут? Как называется корабль?
— Ясон. «Арго».35
— Покажи мне послание.
Рана Шанга умел читать по-гречески, но плохо. Это не имело значения. Большая часть послания была математической, это он понял достаточно хорошо. (Индия была местом рождения математики. Столетия спустя европейцы откажутся от римских чисел и примут новую, хитрую арифметику. Они назовут их «арабскими цифрами», потому что получат их от арабов. Но изобрели эти цифры в Индии.)
Но он смог понять послание, достаточно хорошо.
В конце концов раджпут не сдержался. Он стал смеяться, как сумасшедший.
— В чем дело? — спросил Джаймал, когда истерический смех Шанги пошел на спад.
— Это теорема, — сказал он слабым голосом. — Какого-то грека по имени Пифагор. Она объясняет, как считать углы.
Патан прекратил исследование копыта и подошел к ним.
— Порезано не камушком на дороге. Ножом. Сделано специально.
Шанга уже догадался об этом.
— Вот именно, — он улыбнулся и потрепал бороду. — Он знал, что мы заметим след. И после нескольких недель следования по нему перестанем думать о чем-то другом. Поэтому он схитрил в Аджмере, нас отправил на юг по ложному пути, в то время как сам несется по пустыне Тар на верблюде.
Шанга бросил взгляд на коробейника, все еще с пепельным цветом лица.
— Три верблюда, — задумчиво сказал Шанга. — Достаточно, что бы переехать пустыню не останавливаясь, с запасами еды и питья.
Он поднялся на ноги. Это было уверенное, решительное движение.