Сатанинской назвал ее в 1961 году и Г. Хаузнер, израильский обвинитель на процессе Эйхмана: «Мы найдем и евреев на службе у нацистов — в еврейской полиции гетто, в «советах старейшин» — «юденратах». Даже у входа в газовые камеры стояли евреи, которым велено было успокаивать жертвы и убеждать их, что они идут мыться под душем. Это была самая сатанинская часть плана — заглушить в человеке все человеческое, лишить его эмоциональных чувств и силы разума, превратить его в бездушного и трусливого робота — и, таким образом, сделать возможным превращение самих лагерных заключенных в часть аппарата, истребляющего их же братьев. В результате гестапо[316] смогло свести число своих людей в лагерях до минимума. Но, в конце концов, и роботы не могли избежать горькой участи и подверглись уничтожению, наравне с соплеменниками…»[317].
Да, деятельность членов «зондеркоммандо» была однозначно чудовищной. Настолько чудовищной, что их как коллаборантов высшей пробы — наравне с еврейскими полицаями в гетто — обвиняли в прямом пособничестве и чуть ли не в сопалачестве — непосредственном соучастии в убийстве![318] И отказать обвинителям в праве называть «зондеркоммандо» пособниками и коллаборантами нельзя. В видах собственного, хотя бы и кратковременного, спасения разве не соучаствовали они в этноциде целого народа, своего народа?
Ханна Арендт на этом основании даже желала бы распространить на них израильский закон 1950 года о наказании нацистских преступников — закон, по которому в 1960 году арестовали и судили Адольфа Эйхмана[319].
Арендт, правда, писала не столько о «зондеркоммандо», сколько о юденратах в гетто и их роли в Катастрофе. Именно юденраты с кастнерами и румковскими во главе были в центре общественного дискурса в Израиле в первые десятилетия существования страны. Как ни парадоксально, но на каждого пережившего Холокост в Израиле смотрели тогда не столько с сочувствием, сколько с подозрительностью и готовым сорваться с уст вопросом: «А что ты делал во время Холокоста?». Это отношение необычайно сродни советско-смершевскому: «И как это ты, Абрам, жив остался?»[320]
Рудольфа Кастнера, главу венгерских евреев, обвиняли в сделке с дьяволом и в предательстве интересов венгерской еврейской общины ради шкурного спасения 1700 человек еврейской элиты (в том числе себя и своих близких) в так называемом «Поезде Кастнера», проследовавшем из Будапешта в Швейцарию. Он стал объектом ненависти в Израиле, в его дочерей в школе кидали камнями. Сам же Кастнер, осужденный на первом своем процессе (1955), был оправдан на втором (1958), но не дожил до этого: в марте 1957 года он был застрелен мстителями-экстремистами.
Хайм Румковский железной рукой правил Лодзинским гетто и не боялся играть в шахматы с самим дьяволом. Ставкой были жизни, и, не колеблясь, отдавая фигуры за качество, он посылал на заклание все новые и новые тысячи еврейских душ. Но, в конечном итоге, проиграл, ибо в Лодзи уцелело лишь несколько сот человек[321].
«Зондеркоммандо», так же как и еврейская полиция в гетто, и еврейские «функциональные узники» в концлагерях, и выкресты-полицаи, и берлинские «грайферы», рыскавшие по городу по заданию гестапо в поисках соплеменников[322], и даже весь лагерь-гетто для привилегированных в Терезине или вип-концлагерь в Берген-Бельзене — все это лишь части того сложного и противоречивого целого, к которому в Израиле поначалу выработалось особое — и весьма негативное — отношение. Молодое еврейское государство испугалось своей предыстории и не захотело, а отчасти не смогло разобраться в страшнейших страницах недавнего прошлого. Идеологически поощрялся лишь героизм, и особенно — героизм убежденных сионистов.
Но даже это «не помогло» мертвому герою восстания в Аушвице — убежденному сионисту Градовскому — получить в Эрец Исраэль более чем заслуженное признание. Принадлежность к «зондеркоммандо» — это как каинова печать, и именно этим объясняется нежелание некоторых из уцелевших ее членов пойти на контакт с историками и дать интервью[323]. Этим же объясняется и зияющее отсутствие этой темы в большинстве музейных экспозиций по Шоа.
Спрашивается: а возможно ли вообще сохранить в концлагере жертвенническую «невинность»? Каждый из правого ряда на рампе виноват уже тем, что не оказался в левом, ибо только эти жертвы — чистейшие из чистейших. Все остальные, если дожили до освобождения, наверняка совершили какое-нибудь «грехопадение». Выжил — значит пособничал, выжил — значит виноват.
На этом посыле и построено то уродство в общественной жизни Израиля, о котором упомянуто выше. В точности то же самое было и в СССР, для которого каждый репатриированный бывший остарбайтер и бывший военнопленный был чем-то в диапазоне между предателем и крайне подозрительной личностью. Добавим к этому, что СССР был единственной страной в мире, требовавшей от своих военнослужащих ни в коем случае не сдаваться в плен врагу, а биться до предпоследнего патрона, последним же патроном — убить себя!
В любом случае нацисты преуспели еще в одном: убив шесть миллионов, они вбросили в еврейство другой яд — яд вечного раздора и разбирательства, не исторического исследования, а бытового противостояния и темпераментной вражды. Только этой общественной конъюнктурой можно объяснить такие обвинения в адрес членов «зондеркоммандо», как их якобы прямой «интерес» в прибытии все новых и новых транспортов, то есть как можно более продолжительном и полном течении Холокоста. Только это, мол, страховало их жизни и сытость.
Так, Г. Лангбайн цитирует некоего Э. Альтмана, «вспоминающего» явно мифическое высказывание одного из «зондеров» (так иногда называли членов «зондеркоммандо»): «Aгa, неплохой эшелончик прибыл! А то у меня уже жратва кончается». (Как мог член «зондеркоммандо» заранее знать, что прибыло, и как мог Э. Альтман все это от него услышать: в пабе после работы?)[324] Но этому, однако, нет ни одного подтверждения. Понимать связь явлений — это одно (и такое понимание имело место), а паразитировать на смерти и молиться на нее — это, согласитесь, другое.
Признавая на суде свои «ошибки», но так ни разу и не покаявшись сам, Хёсс, однако, нашел слова для ехидного осуждения евреев из «зондеркоммандо»: «Своеобразным было все поведение «зондеркоммандо». Исполняя свои обязанности, они совершенно точно знали, что после окончания [Венгерской] «операции» их самих ожидает точно такая же участь, как и их соплеменников, для уничтожения которых они оказали столь ощутимую помощь. И все равно они работали с рвением, которое меня всегда поражало. Они не только никогда не рассказывали жертвам о том, что им предстоит, но и услужливо помогали при раздевании и даже применяли силу, если кто-нибудь ерепенился. <…> Все как само собой разумеющееся, как если бы они сами принадлежали к ликвидаторам»[325].
Эти признания, возможно, послужили толчком (и уж во всяком случае — пищей) для теоретических построений итальянского историка и философа Примо Леви, который сам пережил Аушвиц.
До известной степени Примо Леви поддается на провокацию эсэсовцев, о которой он сам предупреждал: «Те, кто перетаскивает еврейские трупы к муфелям печей, обязательно должны быть евреями, ибо это и доказывает, что евреи, эта низкоразвитая раса, недочеловеки, готовые на любые унижения и даже на то, чтобы друг друга взаимно убивать. <…> С помощью этого института [ «зондеркоммандо»] делается попытка переложить вину на других, и самих по себе жертв, с тем чтобы — к собственному облегчению — их сознание уже никогда не стало бы безвинным»[326].
И все же по существу Примо Леви не слишком сгущает краски, когда называет случай «зондеркоммандо» экстремальным в коллаборационализме[327]. Он обратил внимание и на такой феномен, как своеобразное «братание» эсэсовцев, работавших на крематориях, с членами «зондеркоммандо»: первые держали вторых как бы за «коллег», отчего — несмотря на свои истинно арийские котурны — эсэсовцы не считали для себя зазорным играть с ними в футбол[328], поддерживать сообща черный рынок и даже вместе выпивать[329].
317
[Хаузнер Г.] 6 000 000 обвиняют. Речь израильского генерального прокурора на процессе Эйхмана. [Иерусалим] Библиотека Алия, 1989. С. 31.
318
Например, Роберт Пендорф: «Несомненно, что без сотрудничества с жертвами едва ли было бы возможно для нескольких тысяч человек, большинство из которых, мало того, трудилась в канцеляриях, ликвидировать сотни тысяч других людей… Эти евреи соучаствовали в процессе убийства, с тем чтобы спасти себя от угрозы немедленной смерти» (PendoifR. Marder und Ermordete, 1961. S. 111).
319
Арендт X. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. М.: Европа, 2008. С. 147. Ср.: «Хорошо известный факт, что как таковой труд палачей в центрах уничтожения обычно находился в руках еврейских команд, был четко и прямо сформулирован в показаниях свидетелей обвинения — как они работали в газовых камерах и крематориях, как они вырывали золотые зубы и срезали с тел волосы, как они закапывали ямы с телами жертв, а потом снова их раскапывали, чтобы уничтожить следы; как еврейские инженеры строили газовые камеры в Терезиенштадте, где была основана такая еврейская автономия, что даже палач был евреем. Но все это было только ужасно, это еще не было моральной проблемой. Селекция и классификация рабочих в лагере осуществлялась CC…» (Р. 123).
320
См.: Полян П.М. Советские военнопленные-евреи — первые жертвы Холокоста в СССР // Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне. Воспоминания и документы, М., Новое издательство, 2006. С. 9–70.
321
Ту же игру и с тем же результатом вел и Якоб Гене в Вильне. Но если кто и уцелел, то не в гетто, а в партизанских лесах или в рабочих командах, куда их депортировали и где их не успели уничтожить.
322
В Берлине задокументировано 6 таких «грайферов», самые известные среди них — семейная пара Рольф Изаксон и Стэлла Гольдшлаг. Практиковалось ли что-нибудь подобное в других столицах — неизвестно (нам сообщено И. Рабин).
323
А в имеющихся интервью бросается в глаза установка не столько на самооправдание, сколько на самооборону от возможных нападок.
324
Байки вокруг «зондеркоммандо» формировались постоянно: так, лагерный врач X. Фишер «вспоминал» о попойке «зондеркоммандо» с начальником крематориев эсэсовцем Молем, после которой Моль якобы высыпал перед ними баночку Циклона Б.
325
[Hoss, Rudolf]. Kommandant in Auschwitz. Autobiographische Aufzeichnungen des Rudolf Hoss. Munchen, 1958. S. 195.
329
Сюда же Леви относит и то, что эсэсовец Горгес передал «зондеру» Мюллеру хлеб в Маутхаузене — вместо того, чтобы выдать Мюллера местным палачам (Muller, 1979. S. 276–277). Учитывая время и место события, думаю все же, что это гораздо более сложный случай.