После сегодняшнего проигрыша мне не составит особого труда уговорить ее начать самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Я был очень щедрым работодателем. К тому же мы оба получим удовольствие, укрощая ее вольный нрав.
Я допил остатки виски и, глянув на часы, удивился, что Эди так долго не возвращалась.
Услышав сигнал о принятом сообщении, я достал телефон и прочитал послание Джо Доннелли.
«У нас проблемы. Перезвони мне».
Я вздохнул, испытывая большое искушение проигнорировать его просьбу. Было четыре утра, и скоро вернется Эди.
Но врожденный профессионализм взял верх. Джо не был истеричным типом, так что если существовала проблема, которую он не мог решить, значит, она требовала моего внимания.
— Как проходит игра? — без всяких вступлений спросил он, когда я набрал его номер.
— Она закончилась моей победой десять минут назад. А почему ты спрашиваешь?
— Эди Спенсер все еще с тобой?
— Она пошла в туалет, — насторожился я.
— Значит, она не в комнате?
— Нет… Джо, что случилось? — Можно было и не спрашивать, я и так понял, что что-то стряслось, по тому, как все внутри у меня сжалось от боли, подобной той, что я пережил много лет тому назад.
— Мы обнаружили, что переводной вексель, которым она расплатилась, — фальшивка. Так же как и ее пропуск в казино.
Боль обострилась, а потом внутри образовалась какая-то пустота. Эди не собиралась возвращаться.
— Но есть и хорошие новости. Кажется, мы можем вычислить, кто она такая на самом деле.
Джо продолжал что-то говорить, но я почти не слышал его, потому что в моих ушах звенело, а мои пальцы дрожали от злости и еще чего-то, что было намного, намного хуже.
От беспомощности.
— Кто она? — Кипевшая во мне ярость уничтожила далекое эхо мучений, которые я когда-то не мог контролировать.
— Слышал когда-нибудь о Мадлен Труве?
— Нет. — Я старался держать себя в руках, чтобы не наорать на своего друга. — Это ее настоящее имя? — Эди Спенсер одурачила меня. Заставила снова пережить то, что я преодолевал на протяжении очень долгого времени. И она заплатит за это. — Мы должны выследить ее.
Я намеревался сделать это лично. Она должна была мне миллион евро. Но дело не только в деньгах. Я сжал стакан с такой силой, что он треснул в моей руке.
— Мадлен Труве, француженка, была светской львицей девяностых. Она известна своими романами с богатыми и в большинстве своем женатыми мужчинами. Ты, серьезно, никогда не слышал о ней?
— У меня нет времени для телевикторины! — заорал я, прикладывая салфетку к залитым кровью пальцам. — Как, черт подери, Эди Спенсер может быть ею? Женщине, с которой я играл, немногим больше двадцати.
Свежая, нежная кожа, безыскусный поцелуй, широко распахнутые невинные глаза, наполненные страстью, а потом опустошением. Неужели и это все тоже было ложью?
Не я обыграл ее — она обставила меня…
Я судорожно вздохнул, испытывая отвращение к волне желания, которая по-прежнему поднималась во мне от одной мысли об Эди.
— Она не Мадлен. Та погибла четыре года назад в авиакатастрофе с одним из своих любовников. Каким-то испанским аристократом. Мы думаем, что это была младшая из ее двух дочерей. Эди Труве.
— Ты уверен? — переспросил я, решительно настроившись разыскать Эди и преподать ей урок на всю жизнь, показав, что она выбрала не того парня.
Я не был избалованным аристократом, как те мужчины, которых предпочитала ее мать. Я вытащил себя, в буквальном смысле, с улиц Неаполя. Я сбегал с детских приютов и интернатов, жил на улице в подростковом возрасте, работал до потери пульса на различных бесперспективных работах, чтобы заработать на кусок хлеба, а в семнадцать, когда я сделал неправильную ставку, чтобы добиться успеха, меня избили и бросили истекать кровью в парижском переулке. Никто не смог одолеть меня. И уж точно не эта худышка с огромными зелеными глазами и веснушками на вздернутом носике…
— Уверен, — ответил Джо, к счастью прервав заново поднявшуюся волну желания.
Что вообще не имело никакого смысла.
Я больше не хотел Эди Спенсер… Точнее, Эди Труве. Страсть, разгоревшаяся во мне, была всего лишь побочным эффектом моего темперамента и сексуального неудовлетворения, мучившего меня на протяжении многих часов. Именно Эди вызвала во мне эту неудовлетворенность, а потом делала все возможное, чтобы усиливать ее. Завершив все тем взрывным поцелуем.