Ночь уступила место рассвету, и он смог оглядеться. Ровное поле с редкими купами деревьев переходило в пологий склон, откуда, когда развеивался туман, можно было увидеть крыши Лондона.
— Они прибыли раньше нас. — Виконт указал на ландо футах в тридцати от них. — А вон его секундант, стоит рядом с экипажем. Какой-то родственник.
Он сам об этом бы догадался, когда увидел бы молодого человека с близкого расстояния. Только слепой не заметил бы, что глаза у него такого же цвета, как у Роанока, и такой же квадратный подбородок, лишь волосы были светлее. Молодой человек приветственно склонил голову, Каткарт представил его Уиллу и замолчал. Выражение на его лице было примерно таким же, как у Лидии. Что-то дрогнуло в душе Уилла. Стреляться на дуэли — это совсем не то, что сражаться в бою или отбиваться от банды разбойников. Там ты в теории знаешь, что у противника есть мать или сестра, которые будут оплакивать его, но тебе не надо смотреть ему в лицо. Ты не видишь, как он бледнеет или как язвительная усмешка кривит его рот. Ты не чувствуешь, каких усилий ему стоит изображать равнодушие, хотя в душе у него уже властвует печаль.
У него перед глазами вдруг возникло непрошеное видение из детства, воспоминание об одном-единственном летнем дне, который он провел с братьями. В тот день ничего не случилось — они всего лишь метали камешки в цель, — но он бережно упрятал воспоминание в сотне таких же, о днях, проведенных с Ником и Эндрю. У Квадратной Челюсти наверняка есть своя коллекция воспоминаний о детстве, когда он был старшим из детей и был объектом восхищения у младших.
Что ж, Квадратная Челюсть высоко ценил подобное восхищение и изо всех сил старался соответствовать образу. Уилл извинился перед Каткартом и секундантом Роанока, обсуждавшим кое-какие детали, в том числе действия врача на случай смерти или ранения одного из дуэлянтов, и направился к своему противнику, который стоял в стороне, привалившись плечом к дереву, спиной ко всем. Он уже успел снять шляпу и пальто, вероятно, чтобы показать свое безразличие к холоду. Неумный поступок. За него ему придется заплатить быстротой реакции.
Роанок заметил его и спрятал руки за спину, правда, недостаточно быстро, и Уилл заметил, что они дрожат. Возможно, от холода. Но вряд ли, потому что такими землистыми лица становятся отнюдь не от холода.
Черт. Уилл потер руки, чувствуя, что они замерзают. У него есть полное право выстрелить из пистолета в этого мерзавца и насладиться теми преимуществами, которые сочтут нужным выделить ему природа и опыт.
— Вы бы надели пальто, — все же сказал он. — От согревшихся мышц больше пользы.
Роанок дернул головой в кивке, отвел глаза, но с места не двинулся.
Ну и черт с ним. Будь проклято все это мероприятие. Уилл сунул руки в карманы пальто. Секунданты подошли к карете, чтобы переговорить с врачом. В открытую дверцу он видел Лидию.
— Кто с вами приехал? Ваш брат? — Молодой человек и в самом деле выглядел более «сладкой» версией Роанока — так иногда случается в семьях, где есть младшие братья.
Квадратная Челюсть снова кивнул, некоторое время смотрел вдаль, потом все же перевел взгляд на Уилла.
— Он не знает всех обстоятельств. Если он спросит вас… если мне наступит конец, а он захочет узнать, как получилось, что дело дошло до дуэли… вы окажете мне огромную услугу, если не упомянете о том, что я ударил Лидию.
— Прошу вас впредь называть ее мисс Слотер. — Фраза прозвучала хлестко, как удар кнута. Если бы у него действительно в этот момент в руке был кнут, он, возможно, и нанес бы удар. — Вы отлично понимаете, что упали бы в его глазах, если бы он узнал, что вы ударили женщину.
— Он хорошо разбирается в том, что хорошо и что плохо. — Ежась время от времени, Роанок внимательно изучал свои ботинки. — Вы же знаете, что я никогда не бил ее, кроме того раза. — Он произнес это почти шепотом, хотя брат все равно не смог бы услышать его. — И я вообще не поднял бы на нее руку, если бы она первой не ударила меня. Это так ошеломило меня, что я потерял голову и действовал не задумываясь. — Переступил с ноги на ногу.
— Вы приносите извинение? — Он проследил за клубочками пара, вырывающимися изо рта и уносящимися в холодный воздух.
Роанок секунду колебался, потом помотал головой. Тупой, упрямый мерзавец. Трясется, как заяц, его аж тошнит от страха перед тем, что в него будут стрелять, и все равно предпочитает принять в себя пулю, чем прослыть трусом.
— Я никогда раньше ее не бил. Это все, что я хотел сказать.