— Действительно, следует. — А не придвинулся ли он? Придвинулся. Вот почему ей кажется, будто его низкий, обволакивающий и даже, можно сказать, задушевный голос отдается у нее во всем теле.
— Отлично. — Его глаза вдруг лукаво блеснули. — Я прошу прощения, если нарушил те рамки благопристойности, которые позволяют даме развлекать своего джентльмена-покровителя в публичном месте. Так вы вернете мне мои деньги?
— Боже правый. — Ее голос поднялся на октаву. — Кто научил вас так извиняться?
— Суровая гувернантка, которой я старался как можно чаще выражать свое пренебрежение. А кто научил вас ругаться, как мужчина?
— Не ваше дело. А разве настоящий солдат считает ругательством выражение «Боже правый»?
— Я же сказал, что продал звание. Сейчас я живу по джентльменским правилам, а джентльмены не произносят «Боже правый» в присутствии дам. — Его рот вдруг растянулся в кривой усмешке. Обнажились неидеальные зубы: между двумя передними была небольшая щель. Он дразнит ее, дает понять, что она, по сути, из тех, в чьем присутствии эту фразу как раз и произносят. А еще, возможно, показывает всю абсурдность соблюдения подобных правил с такой, как она.
Порочный, неосмотрительный человек. Кто дал ему право дразнить ее, улыбаться с таким нескрываемым добродушием? Такое впечатление, что он ждет добродушия в ответ. Солдат должен уметь отличать друзей от врагов.
— Отдайте мне деньги, мисс Слотер. — Он заговорил тише, голос был сладким как мед, а тон выражал просьбу. В уголках его глаз все еще искрилось веселье. — Вы мастерски осадили меня и выставили дураком перед всем столом. Пусть это будет вашей местью за то, что я застал вас in flagrante[2]. Вряд ли деньги столь уж важны для вас.
Ага, вот и ответ на вопрос, умнее ли он, чем кажется.
Пожалуйста, скажите мне, какой образ жизни, по вашим представлениям, я должна вести, чтобы деньги не имели для меня значения?
— Содержанки. — Его ответ прозвучал так же сухо, как ее вопрос, медовая сладость голоса исчезла. — Кто-то оплачивает все ваши расходы — от платьев и шляпок до крыши над головой. Возможно, деньги и имеют для вас значение, но, уверяю вас, для меня они значат гораздо больше. Ведь за себя я плачу сам.
Так вот кем он ее считает. Не другом и не врагом, а пустоголовой девицей, у которой все заботы сводятся к новому платью. Она сразу вспомнила картинки из журналов, фривольные и обвиняющие. Ее руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Вы джентльмен. Мужчина. У вас все преимущества.
— Никакое преимущество не оплатит счета за свечи и не починит сапоги.
— Ничего, справитесь. Найдете выход. Только вряд ли такой, чтобы он отвечал тем ожиданиям и тонкому вкусу, что были воспитаны в вас. Но у мужчины все равно существует не меньше сотни приемлемых способов обеспечить себя, тем более в Лондоне. — Ей в голову пришла другая мысль. — И у вас наверняка есть деньги от продажи звания. Сейчас, когда война закончилась, оно стоит немало, гарантирую вам.
— Не сомневаюсь. — В его голосе зазвучало нетерпение. — Но часть вырученных денег уже связана, а оставшуюся часть я должен сохранить полностью, до последнего пенни.
— Тогда я искренне надеюсь, что вы не будете играть на нее.
— Мисс Слотер. — Под таким взглядом у нее должны были бы подогнуться колени. — Я бы оставил это дело, если бы деньги нужны были только мне. Но от этих ста восьмидесяти фунтов зависят многие. Это вопрос крайней важности — чтобы вы вернули их.
Через непреклонный тон на мгновение проступила горячность. Он не лжет. Ему действительно нужны эти деньги, причем для чего-то жизненно важного.
Между прочим, и ей тоже.
— Без доказательства, что я обманула вас, упоминать о многих и крайних «важностях» бессмысленно. — Она на примере покажет ему, каким тоном нужно говорить в подобных случаях. — Думаю, мы оба ничего не выгадаем, если продолжим в том же духе. — Кивнув, она пошла к лестнице.
— Прошу вас, мисс Слотер. — Звук его низкого голоса заставил ее резко остановиться, как будто ей в грудь ударила стрела. — Я не буду угрожать вам. Я не буду вас упрашивать. Я не могу, как вы сказали, доказать, что вы мошенническим путем забрали мои деньги. Я могу только изложить вам всю суть, а дальше взывать к тому милосердию, которым наделена ваша душа.
Она обернулась. Но так, чтобы не оказаться лицом к нему.
— Моя душа. — Этому бедняге повезло бы больше, если бы он бросал пенни в бездонный колодец. — Мистер Блэкшир, вы опоздали на три года. — Она пошла дальше, и на этот раз он не остановил ее.