– Точно не могу сказать, ваша светлость, отвечал Перкинз, отлично знавший, куда девалось то бюро.
Губы Моргана сжались в тонкую линию. Перкинз уставился на него невинным взором, но Морган чувствовал, что дворецкий врет.
– Я уверен, что леди Алиса хорошо знает, что стало с этим бюро. Передайте, что я буду ждать ее в передней гостиной.
Морган увидел, как у дворецкого сначала в панике заметались глаза, а потом тот проговорил:
– Как я уже доложил вам, ваша светлость, леди Алисы нет, и она вообще никого не принимает.
– А меня примет, Перкинз! – сказал Морган низким, твердым голосом. – Даже если мне придется вытащить ее из спальни!
Дворецкий не мог заблуждаться относительно решимости Моргана. Морган повернулся и вышел из чердачного помещения, а Перкинз последовал за ним по пятам. В середине холла второго этажа герцог несколько помедлил, посмотрев на закрытые двери спален.
– Которая ее, Перкинз?
– Она не в спальне, ваша светлость. Желваки на скулах Моргана заходили, но он сдержался.
– Где она, Перкинз? – процедил сквозь стиснутые зубы Морган.
Несколько мгновений Перкинз взвешивал все за и против. Его верность Алисе была непоколебима, несмотря на то, что он больше не работал на нее. Старый дворецкий был тронут до глубины души, когда она поведала ему о своем положении, и он поклялся помогать ей чем сможет. Но, завидев на лице герцога упрямую решимость, понял, что этого человека ничто не удержит от встречи с Алисой.
– Она с Мейвис в южной части сада, ваша светлость, – прошептал Перкинз. – Выйдете из дверей гостиной и пойдете вниз по холму мимо розария, потом повернете направо.
Морган шел размашистым шагом, и свежий осенний воздух словно сдувал его гнев. «Не с чего нашей встрече быть неприятной, – решил он. – По возможности сокращу ее. Поговорю о деле, получу необходимые сведения, включая местонахождение того проклятого бюро, и – в путь».
Следуя указаниям Перкинза, спустился с холма и вскоре миновал розарий. Он уже знал, что вот-вот дойдет до места, когда услыхал голос Алисы, хотя и не расслышал слов. И вдруг увидел ее у подножия холма, на краю огорода.
Она стояла спиной к нему, и первое, что он отметил в ее облике, – распущенные волосы. Ласкающие взор медные волны свободно ниспадали до поясницы. Она продолжала болтать с Мейвис, наклоняясь и срывая зелень. Сбоку стояла полная корзина, и Алиса повернулась, чтобы поднять ее.
Когда она оказалась в профиль к нему, слабым дуновением ветра вдруг прижало платье к телу. Увидев ее вздувшийся живот и мгновенно все поняв, Морган оступился и чуть не упал лицом вниз.
Он несколько минут простоял, как парализованный, видя, что она уже на последнем месяце беременности и скоро родит. Его ребенка. Он был ошеломлен. Он ощущал скованность во всем своем теле, а в голове неслись мириады вопросов.
За все эти месяцы она ничего не сообщила ему. Его глаза приковались к ее животу, и волна собственнического инстинкта нахлынула на него. Там, у нее в утробе, рос его ребенок. Морган стоял совершенно недвижно, благоговея перед надеждой и упованием на ту жизнь, что крепла внутри ее плоти. На жизнь, творению которой он способствовал, которая навеки бы отвергла его, не вмешайся сам рок и не забрось его сюда сегодня.
Каким же он был глупцом! Она пообещала написать ему, если окажется, что должен быть ребенок, – и он поверил ей! И только теперь он обнаружил, как она предала его веру. От возмущения у него голова пошла кругом, и он двинулся к Алисе.
Алиса услышала, как кто-то подходит, и обернулась, предполагая увидеть Неда или Перкинза. Узрев Моргана, она застыла, потом заморгала, не веря собственным глазам. Бессчетны те ночи, когда ей снилось, что они снова вместе, и теперь она не совсем верила, что он на самом деле перед нею. Но тут он подошел совсем близко и заговорил:
– Добрый день, мисс Каррингтон, – произнес он неприветливым, холодным тоном.
Глава 13
Пока Морган подходил ближе, Алиса не шелохнулась. Лицо ее медленно бледнело, пока в нем не осталось ни кровинки, но ее глаза, полные недоверия, неотрывно смотрели на него.
После многих месяцев ожидания и надежд его внезапное появление казалось невозможным. Герцог что-то сказал, но она не восприняла слов. Ум заторможено внимал тому, что было перед глазами, и она просто упивалась видом.
Видела, как напряжены широкие плечи, как гневно сверкают искрящиеся серые глаза. Горделивый, высокомерный и неотразимый, прямо с первого взгляда – точно такой, каким и помнила. И все те долгие бессонные ночи, которые пережила, лишь убеждая себя, что больше он ее нисколько не волнует, в единый миг куда-то исчезли. Глядя в серебристо-серые глаза, те самые, что ей являлись в снах и грезах с того мгновения, когда узрела их впервые, Алиса поняла всем сердцем, что никогда не переставала любить Моргана.
Он остановился прямо перед нею. Не посмотрел ей в лицо, а опустил взор, явно невольно, к ее вздувшемуся чреву. И она, проследив за его взглядом, тоже уставилась на свой огромный живот.
Так они и стояли, уткнувшись взорами в ее живот и ожидая, что первым заговорит другой. От тягостного напряжения нервы Алисы сдали, и она отступила на шаг. Приподняв корзину чуть повыше, она прикрыла ею, как щитом, себя и свое дитя от напористого взгляда герцога. Это движение взъярило его.
– От меня? – процедил он сквозь зубы. Разумеется, он знал, что от него, но страдание и гнев, раздирающие душу, вынудили к жестокости его язык. Мозг кипел от обвинений, сердце похолодело от недоверия, и Морган бросил ей это, чтобы ранить ее так же, как ранила она его, утаив из эгоистических побуждений существование дитя.
Лицо Алисы совершенно побелело, глаза полыхнули от возмущения.
– Как вы смеете?!
Она задохнулась от ярости. Глаза наполнились слезами, боль сдавила хрупкое сердце. Чувства оскорбления и гнева, столкнувшись, сплелись воедино, и она, размахнувшись, со всей силой влепила ему пощечину. И разразилась мучительными рыданиями.
Морган, застигнутый врасплох ее выпадом, но не слишком удивленный такой реакцией Алисы, рассеянно потер ушибленное место. Ведь он сам, хоть и непреднамеренно, спровоцировал ее. Сквозь туман в голове до него дошел ее страдальческий плач, и его злость поутихла. И он расслышал в ее рыданиях неприкрытую муку, обнаженную боль и непроизвольно протянул руки, чтобы обнять и успокоить.
– Не прикасайтесь! – прошипела она, задыхаясь от всхлипов.
Сопротивляясь объятиям, она изворачивалась и извивалась, пытаясь вырваться из его рук, но его уже нельзя было остановить.
– Ну хватит, – сипло прошептал он и нежно, но твердо, прижал ее к своей широкой груди.
Устав сражаться, она прекратила борьбу, но вся напряженно сжалась. Он нежно гладил ее по волосам, по спине, смягчая напряженность ее тела, словно стараясь стереть ту муку, что породил в ее душе. И она постепенно расслабилась, нехотя отдаваясь уюту его забот.
Наконец рыдания ее совсем утихли. Достав из кармана, Морган дал ей свой белоснежный полотняный платок. Она взяла его, отошла в сторону и громко, совсем неподобающим для леди образом, высморкалась. Морган на это лишь слегка улыбнулся. Она не вернула ему платок, положив его в карман своего платья.
Он стал близко к Алисе, так близко, что мог уловить аромат свежести, исходившей от нее. На ней было простое, неприталенное платье из розового муслина с высоким гофрированным воротничком и полурукавчиками. При ее высоком росте и худом телосложении особенно большим казалось бремя ее ноши. Его рука нерешительно нависла над ее животом, ему очень хотелось нежно погладить эту живую округлость, но он не решался, ибо не знал, позволит ли она дотронуться до себя еще раз.
– Может, присядем? – предложила Алиса, нарушив наконец молчание. Она обессилела и физически, и морально. – Я теперь быстро устаю.
Герцог сразу проявил заботу о ней, вновь неотрывно глядя на ее чрево, где покоился их ребенок. Когда они шли к большой скамье под дубами, Алиса отметила, что Мейвис уже нет в саду, и обрадовалась. И лишь горячо взмолилась о том, чтобы старая няня ушла раньше и не стала бы свидетельницей постыдного поведения их обоих – ее самой и герцога.