— Поездка потребует большого багажа, мой адмирал, — как бы невзначай заметил Бенеке. — Мне понадобится много разной одежды, а также смокинги, рубашки и прочее. А все это стоит денег.
И он без дальнейших церемоний попросил адмирала разрешить ему использовать 1000 марок на личные расходы.
Канарис усмехнулся и нажал кнопку.
— Будьте добры, попросите ко мне интенданта, — сказал он вошедшей секретарше.
Несколько минут прошло в молчании. Появился интендант.
— Дорогой Теппеп, вы, конечно, уже слышали, что наш капитан Бенеке едет в Норвегию. Он будет в отъезде шесть недель. Сейчас он зайдет к вам, чтобы получить необходимую валюту. Ему будут нужны не только норвежские, шведские и датские кроны, но и английские фунты и даже американские доллары. А когда вернетесь, — продолжал адмирал, уже обращаясь к Бенеке, — назовете общую сумму израсходованных денег.
И он снова повернулся к интенданту:
— Денежные отчеты капитана Бенеке я буду подписывать сам. Об ответственности можете не беспокоиться.
Интендант не смог скрыть своего удивления; его ужаснуло такое легкомыслие адмирала и откровенное пренебрежение святыми для него бухгалтерскими законами. Но, сделав недовольную мину, он не проронил ни слова. Отвесив подчеркнуто вежливый поклон, интендант покинул кабинет…
Итак, Бенеке отправился в Норвегию. Теперь это был уже не капитан германской армии, а зажиточный турист, обладатель солидного багажа, ушедший на пенсию крупный промышленник, который в качестве акционера поддерживает связи со сталелитейными предприятиями Европы. Именно поэтому его сильно интересует шведская железная руда и порт Нарвик, через который ведется ее транспортировка…
«Промышленник»
«Германия изучает район Балтийского моря и Скандинавию, имея в виду использовать эти районы в тотальной войне», — писала «Правда» 7 августа 1937 года[16], то есть как раз в те дни, когда офицер абвера Бертольд Бенеке начал разъезжать по Норвегии в качестве представителя германской сталелитейной промышленности. В то время немецкие самолеты и военные корабли наносили частые визиты в города и порты норвежского побережья. Даже сам военный министр фон Бломберг посетил с непонятными целями город Нарвик и совершил «инспекционную поездку» по Уфутенской железной дороге.
Норвегия рано или поздно должна была стать яблоком раздора. Учитывая эти обстоятельства, германское верховное главнокомандование вынуждено было срочно послать в Норвегию специального человека, чтобы следить за развитием событий непосредственно на месте и чтобы при необходимости заблаговременно подать сигнал тревоги.
Еще 3 августа 1937 года из полицейского управления города Кристиансанна в министерство юстиции и полиции пришло секретное письмо. В конце его рукой начальника городской полиции Руннинг-Тэннесена было приписано:
«Хотя до настоящего времени нет каких-либо веских доказательств незаконности действий человека, взятого нами под наблюдение, однако я считаю, что его поведение здесь довольно подозрительно и дает серьезную пищу для размышлений. Я имею в виду его, по-видимому, незаконное снабжение валютой, а также производимые им зарисовки, непрерывные поездки по стране неоправданно частую переписку с матерью в Германии. Я не вижу никаких оснований для того, чтобы этот человек оставался и дальше в пределах нашей страны. Время, когда мы были доверчивы и наивны, давно прошло. Я советую выслать фон С. из Норвегии».
Несмотря на то что в письме не было достаточно убедительных доказательств, за исключением нескольких, пусть и обоснованных, подозрений, оно было переслано в центральное паспортное управление со следующей припиской министра юстиции: «Министерство находит, что не следует давать разрешение Генриху фон С. на дальнейшее пребывание в Норвегии».
Да, норвежцам действительно было над чем задуматься. В одну из воскресных прогулок ранним летом того же года государственный архивариус Якоб Фриис встретил в окрестностях Кристиансанна одного немца, который, как выяснилось из разговора, проявлял особый интерес к животному миру и жизни населения в доисторическую эпоху. Словоохотливый немец поведал Фриису, что он якобы работает сейчас над большим романом на эту тему. Завязалось знакомство, и Генрих фон С. — так звали немца — признался, что был бы счастлив показать архивариусу свою рукопись. Однако после более глубоких размышлений доверчивый чиновник пришел к выводу, что незнакомец, с которым он столкнулся, мог быть шпионом. По крайней мере, именно об этом писал Фриис спустя много лет в газете «Дагбладет» (3 марта 1954 года). Ему показалось слишком подозрительным то обстоятельство, что человек удовлетворял свои исторические интересы с помощью вполне современной топографической карты и внушительного бинокля. Генрих фон С. обозревал окрестности с высокого плато, откуда открывался прекрасный вид на фиорд и вход в гавань. Об этом Фриис еще тогда сообщил в личном письме своему партийному товарищу и другу Трюгве Ли, занимавшему в то время пост министра юстиции. Через несколько дней Фриис получил негласное поручение. Управление полиции города получило приказ внимательнее следить за немцем и контролировать его почту. Переписка Генриха фон С. с матерью в Германии носила, казалось, чисто личный характер. Но неоднократное повторение одних и тех же фраз и предложений в разных письмах вызвало подозрение. И 3 августа полиция решила выдворить слишком любопытного «палеонтолога» из пределов страны. Приблизительно в это же время адмирал Канарис направил в Норвегию нового «туриста».