Пару столетий тому сочли бы распущенной дрянью, но тогда телу придавали слишком большое значение, а сейчас: «Богу – Богово, Цезарю – Цезарево». Тем более что даже самые тупые и консервативные уже видят, как быстро человеческое тело в прежнем виде уступает, хоть пока и по частям, неорганике. Стоит только посмотреть на Марата, а кроме него даже в нашем институте есть и покруче, что продвинулись в замещении презренной плоти на благородные сплавы куда дальше в рискованные и неизученные области.
– Шеф? – сказала она чисто и трепетно, брови поднялись в радостном ожидании.
– Работай, негра, – буркнул я и пошёл дальше.
До конца рабочего дня поворачивал идею директорства так и эдак, уже не сомневаюсь, что приму, только старался понять, как справляться с громадиной, когда в одном здании окажутся и софтовики, и железнячники, что вроде бы одна команда, только запросы частенько противоположные.
Мою озабоченность заметили, но деликатно делают вид, что всё норм, только Ежевика ровно в шесть часов вошла в кабинет, постучала ногтем по браслету с часиками на руке, намекая, что пора покидать рабочее место, а то штрафы нас совсем разорят.
– Шеф, – сказала она ангельским голоском, – если что нужно, только свистните!.. Мы все сразу явимся.
– Без вас тошно, – буркнул я, взглянул на неё внимательно. – Чего такая весёлая?
– С вами общаюсь, – ответила она тоненьким, как у анимешного персонажа голоском, – разве это не радость?..
– У меня туго с юмором, – предупредил я, – за такое издевательство и придушить могу.
– Хорошо, – согласилась она. – Угостите ужином, тогда и душите, ладно?
Я подумал, кивнул:
– Если ты не слишком прожорливая, то ладно.
– Как птичка, – заверила она. – Самая мелкая!
Я поднялся, с чувством потянулся, разминая застывшее тело. Она сняла со спинки кресла мой пиджак и растопырила, предлагая сунуть руки в рукава.
– Оставь, – сказал я. – День тёплый, а тут никто не сопрёт.
– Не сопрут, – подтвердила она. – Такие носили ещё мои дедушка с бабушкой. Кому такой нужен?
– Мужская мода консервативна, – напомнил я. – Мы народ основательный. Это вы обезьяны в перьях.
Вышли вместе, воздух на улице жаркий, я даже рукава подвернул повыше, увеличивая площадь для впитывания солнечных лучей, что производят в коже ценные витамины.
Она огляделась, щурясь от яркого солнца, воскликнула радостно:
– Вон там мороженое! Лучшее в нашем районе!
– А за мороженое тоже можно придушить? – осведомился я на всякий случай.
– За такое можно, – заверила она счастливо. – Даже дважды.
На этот раз привычный секс тянулся дольше, проходил спокойнее, а когда всё закончилось, я продолжал держать её в объятиях, наслаждаясь непривычным чувством умиротворения и покоя.
Она же, едва отдышавшись, уткнулась лицом в плечо и спросила тихонько:
– Это что же… мы занимались любовью?
– Нет, – ответил я как можно обыденнее, – просто трахались.
Она помолчала, потом произнесла совсем шёпотом:
– А-а…
Мне почудилось в её голосе некоторое разочарование, промолчал, сама знает, какие именно гормоны побуждают к сексу, даже к беспорядочному.
Она отодвинулась и, лёжа на спине, поинтересовалась:
– Мне казалось, ты не энтузиаст нейролинка. Тогда почему возглавил отдел перспективных разработок?
Я ощутил облегчение, ещё не забыл время, когда женщины после секса обязательно интересовались, хорошо ли партнёру было, и приходилось врать, что просто восхитительно, лучше не бывает, теперь же в сексе тайн не осталось, все знают, что хорошо, что не очень, а что вообще ни в вагину, ни в Красную Армию.
– Потому и возглавил, – ответил я буднично. – Скептики непригодны, а энтузиасты опасны.
– А ты посредине? Ни рыба ни мясо?
Я ответил ровно, игнорируя подколку:
– Вижу плюсы и вижу минусы. Но прогресс не остановить, нейролинк всё равно будет. Или что-то подобное. Но мы можем сделать как злее и опаснее, так и человечнее. Потому и.
– Хочешь сделать злее, как вон требует Анатолий, или, ах-ах, с человеческим лицом?
Я покосился на её обнажённое тело. Лежит совершенно свободно поверх простыни, ничуть не рисуется, уже почти забыла, что только что был бурный секс, хотя вообще-то права, что в нём особенного, со всеми партнёрами одно и то же, но здорово, что переключилась так быстро. Раньше с голой женщиной о проблемах науки говорить было бы дурным тоном, как пить пиво прямо из бутылки или разговаривать с женщиной, держа руки в карманах.