Здесь все свои, понятные, близкие по интересам, а какое общество может быть лучше?
Здесь мы все одной крови, коллектив, выделяется разве что Марат, да и то чисто внешне, от шеи и подошв сверкает металлом, как будто совсем киборг, хотя заменил только руки и ноги, а всё остальное почти всё своё, только укрыто стальными пластинами.
В противоположность ему Фауст, зав сектором, в приличном, как это называется, костюме, а Марат в короткорукавке и шортах, несмотря на прохладную погоду, похож на уродливого андроида, какими их изображают в фильмах. Это уже хвастовство и вызов, мол, смотрите, ничуть не стыжусь, даже напротив, это же здорово, у вас таких конечностей нет, вы когда ещё поставите, а у меня уже сейчас, я живу в будущем!
Я зябко передёрнул плечами, представив себе, что поменяю когда-то свои конечности на такие, хоть и более совершённые, но не свои, хотя и те будут своими, но всё-таки, всё-таки… Марат вынужден, у него с детства проблемы, близкие к той, от которой умер Хокинг, потому пять лет тому, когда окончательно предписали инвалидное кресло, пошёл на замену отказавших ног на протезы, благо нейролинку первого уровня понадобилось всего полчаса для полного контроля мозга над сервомоторами.
Ещё через два года, приловчившись к протезам, он вынужденно заменил и руки. Его отговаривали от полной замены, нейродегенерация началась с туннельного синдрома и пока перешла только на пальцы, но он сказал, что не станет дожидаться, когда начнут резать по частям, лучше уж сразу по плечи.
Протезы выпускаются разные, в том числе почти неотличимые по внешнему виду от натуральных, но он установил подчёркнуто футуристические, блестящие хромированным металлом, с тонкими «костями» и массивными шарами шарнирных сочленений, и никогда не укрывает их длинными рукавами рубашек или костюма.
Я поймал себя на том, что всё ещё всматриваюсь, как он ловко хватает, почти не глядя, чашки с кофе, там тончайший фарфор, но металлические пальцы оснащены чувствительными сенсорами, мухе крылышки не помнёт, а конструкция позволяет выполнять больше движений, чем рука из плоти.
Нет, мелькнула мысль, не стану. И ещё долго не стану… Неужели всё-таки консерватор?
Он перехватил мой взгляд, помахал рукой и быстрыми шагами направился в мою сторону, от шеи и подошв сверкающий металлом, как будто киборг с ног до головы, хотя на самом деле заменил только руки и ноги, а всё остальное почти всё своё, только укрыто стальными пластинами, словно у готового к бою терминатора.
Руки и ноги из блестящего металла, ничем не закамуфлированного, словно каждое утро натирает их кирпичом, длинные толстые стержни с выпуклыми шарнирами, внутри микропроцессоры, рукава едва-едва прикрывают места, где металл безжалостно входит в мягкую плоть, ту же роль выполняют и шорты.
– Шеф, – сказал он сильным голосом. – Мы молодцы?
– Редкостные, – ответил я с чувством. – Даже не знаю, радоваться или ужасаться.
Голос у него хороший, звучный, нейродегенерация доберётся и до гортани, но по прогнозам её вот-вот остановят и вообще удалят из перечня болезней, что на сегодняшний день ужался и помещается на одной страничке блокнота.
– Можно, – сказал он просительно, – займу помещение рядом с моей комнатушкой?
Я спросил недовольно:
– Для чего? У тебя и так целый зал для марлезонского балета.
– Поставлю дополнительное оборудование, – сказал он с некоторой неловкостью. – Сам перевезу и расставлю. Некоторый софт лучше обкатывать сразу, не теряя время на курьеризме.
– Да ладно, – сказал я, – хватай, что плохо лежит. Вообще-то правильнее собраться под одной крышей. Под двумя есть риск перехвата данных. Но что-то наверху долго решают.
Он широко улыбнулся.
– Шеф, мы начали перебазировать без всякого приказа!
Я кивнул, до чего же хорошо работать с умными людьми. Без всяких распоряжений и указаний делают то, что нужно, не опасаясь его возражений. Потому что шеф тоже умный человек, молча одобрит. Никаких запретов, но и без глупых поощрений, вместе делаем нужное и великое дело, что улучшает мир, каких бы собак ни вешали на современную науку и технику.
Или хуже, подумалось тревожно. Это как ухитрятся повернуть их работу политики. Науськать так называемую общественность легко, хотя общественность вряд ли науськаешь, а вот толпу запросто. Её, озверевшую от безделья и вседозволенности, натравить можно на что угодно. Только подбрось как бы справедливый повод, тут же выйдут на улицы бить витрины и жечь шины.
В сторонке с Фаустом сцепился в яростном споре Анатолий, даже на вечеринке явно не о женщинах, эти двое в коллективе лёд и пламень, таким не ужиться, но и друг без друга не могут.