Наконец Миша, что называется, "въехал" в ситуацию — хоть и не с первого раза, но въехал.
— Ладно, подожди, — сказал он и положил трубку рядом с телефоном.
Его не было минуты три, и всё это время я держала трубку возле уха и с тревогой ловила позывные его маленькой вселенной. Наконец послышались шаги, стук поднимаемой с полочки телефонной трубки, и Мишин голос сказал:
— Алло, ты там?
— Да, Миша, я здесь, — немедленно отозвалась я. — Ну, как?
— Всё нормально, — сказал он.
— Дверь заперта? — спросила я.
— Заперта, — ответил Миша.
— Ты точно проверял?
— Точно.
Я вздохнула.
— Спасибо, Миша… Извини, я, наверно, отвлекла тебя от чего-нибудь.
— Да ничего, — сказал он. И вдруг поинтересовался: — Слушай, а ты где пропадаешь? Я уже целую вечность тебя не видел. Тебя что, нет в городе?
— Нет, я здесь, — ответила я. — Просто у меня такая работа… Пока я не могу вернуться домой.
— В засаде сидишь, что ли? — усмехнулся он.
— Что-то типа того.
— Слушай, а ты точно не впуталась в какую-нибудь авантюру? Что это за работа такая?
Я засмеялась:
— Да нет, Миша, не беспокойся за меня. Никаких авантюр. У меня всё нормально. Дня через три вернусь домой.
Разговор с Мишей немного успокоил меня. Я не стала набирать экстренный номер, и в этот вечер никаких звонков больше не было.
7. Примирение
Проснулась я от телефонного звонка. Схватила трубку — гудок. На самом деле никакого звонка не было, мне это приснилось. Проклиная всё на свете, я выпила стакан молока и снова улеглась. Было три часа ночи.
Я долго не могла заснуть, ворочалась с боку на бок часа полтора. А в шесть утра меня разбудил настоящий звонок. Страх вернулся: на меня словно вылили ушат холодной воды, сердце застучало со скоростью электрической швейной машины. Дрожащей рукой я подняла трубку и еле слышно сказала "да", но в ответ мне шуршала зловещая тишина. Мои нервы сдали окончательно, и я заорала в трубку:
— Хватит сюда звонить!
Мне никто не ответил, трубку повесили. Злая и не выспавшаяся, я пошла на кухню заваривать чай.
— Сумасшедший дом какой-то, — бормотала я себе под нос. — Ещё один такой звонок — и я разобью этот чёртов телефон…
Выпив чаю, я проснулась и немного взбодрилась, но вскоре моё самочувствие ухудшилось. Заболела голова, и я прилегла на диван. Под бормотание телевизора мне удалось задремать.
Разбудил меня звонок, но не телефонный. На этот раз звонили в дверь, и я перепугалась до полусмерти. Час от часу не легче! На подгибающихся ногах я подкралась к двери и посмотрела в глазок. Это был Рудольф! Сначала я не поверила своим глазам, подумала, что мне померещилось спросонок. Протерев глаза кулаками, я снова посмотрела в глазок: нет, точно он. Он снова нажал кнопку звонка.
— Ланы нет дома, она уехала, — сказала я через дверь.
— А я не к ней, я к тебе, — ответил Рудольф.
— Я не хочу с тобой разговаривать, уходи, — сказала я.
— Подожди, Лида! Я хочу попросить прощения… Я был не прав, я обидел тебя, я знаю. Я хочу загладить свою вину. Открой, пожалуйста! Я ничего тебе не сделаю, клянусь. Я просто хочу попросить прощения, вот и всё.
И вид, и голос у него были такими искренними и покаянными, так что ему хотелось верить. Я уже почти поверила, но толика сомнения всё же скреблась у меня в груди: если я его впущу, не наступлю ли я второй раз на те же самые грабли? Но эти звонки! Я была уже так напугана и измучена ими, что была рада впустить кого угодно, лишь бы не быть с этим один на один. Если бы не это обстоятельство, я не впустила бы Рудольфа ни за что на свете, но сейчас я была бы рада даже его обществу, лишь бы только не быть одной. Задавив в себе сомнения, я всё же открыла дверь.
— Лида, прости меня, — тихо и проникновенно сказал он, виновато опуская взгляд и чуть наклоняя голову. — Можно войти?
— Ладно, проходи, — сказала я, сама не веря, что я это говорю.
Я впустила его и закрыла за ним дверь. Он топтался на коврике перед дверью, то опуская глаза, то вскидывая их на меня. На руке у него был пластырь.
— Я знаю, я поступил как последний мерзавец… Ни за что ни про что обидел такую замечательную девушку. Наверно, это из-за виски… Когда я выпиваю, я делаюсь такой дурак! Прости меня, Лида. Прости, если можешь.
Я не придумала сказать ничего лучше, кроме:
— И ты извини… За то, что укусила тебя.
Он улыбнулся, потрогал пластырь на руке.