— Обойдёмся без этого, — перебила я. — Давай лучше пить чай. Ничего крепче не предлагаю, чтобы у тебя ненароком опять башню не снесло.
— И не надо, — согласился Рудольф.
Мы выпили по чашке. После этого Рудольф, извинившись, ушёл в туалет, а я снова наполнила чашки и потянулась к коробке, выбирая конфету. Часы показывали без десяти одиннадцать. Я выбрала конфету, но не донесла её до рта: раздался телефонный звонок. Чувствуя, что меня начинает трясти мелкой дрожью, я встала и подкралась к надрывающемуся телефону. Он звонил долго, но я так и не сняла трубку. После небольшой паузы телефон опять начал звонить. Схватив трубку, я крикнула:
— Сволочь, ты меня достал!
И, не дожидаясь ответа, бросила трубку. Секунд через тридцать на кухню вернулся Рудольф.
— Что такое? На тебе лица нет, — сказал он, заглядывая мне в глаза. — Что стряслось?
Я опустилась на стул и уронила голову на руки.
— Достали меня эти звонки, — процедила я сквозь зубы. — Звонят и молчат в трубку… Что это такое? Что им надо?
— И давно это? — спросил Рудольф, беря конфету.
— Позавчера началось, — простонала я. — Даже посреди ночи звонили.
— И молчали? — Рудольф закинул в рот конфету и запил чаем.
— Да… Один раз, правда, кто-то номером ошибся, аптеку им надо было. Но я подозреваю, что это тоже могли быть они. Как ты думаешь, что это такое?
Рудольф пожал плечами.
— Может, кто-то балуется. Малолетки какие-нибудь. Забей, просто не подходи к телефону.
— А если это воры? — высказала я не дававшую мне покоя мысль. — Проверяют, дома ли хозяева? Если я не подойду, они могут подумать, что в квартире никого нет, и тогда…
— Нет, вряд ли. Воры так часто не стали бы названивать. Скорее всего, это просто кто-то балуется. Просто хочет тебя напугать. Забей на это.
Уверенность, с которой Рудольф сказал это, не показалась мне странной или подозрительной, напротив, она даже немного успокоила меня. Я тоже съела пару конфет с чаем.
— Однако всё это меня ужасно достало, — призналась я Рудольфу. Призналась, потому что больше не с кем было поделиться.
Он успокаивающе дотронулся до моей руки.
— Да забей… Они того и добиваются — достать тебя. А ты пошли их подальше, и всё.
— Прямо так по телефону и сказать? — усмехнулась я. — "Идите вы туда-то и туда-то"?
— Нет, не стоит, — отсоветовал Рудольф. — Просто не бери трубку. Точно тебе говорю, это не воры.
Я прищурилась и спросила с подозрением:
— Почём ты знаешь? Сам, что ли, так делал?
Рудольф засмеялся как-то нервно.
— Нет, с чего ты взяла? Просто знаю… Бывает такое. Может, мне побыть с тобой? А то ты что-то издёрганная какая-то.
— Только без твоих фокусов, — предупредила я.
— Да что ты! — заверил он. — Я буду хорошо себя вести.
8. Удар
Я позволила ему остаться. Это была глупость с моей стороны, но слишком уж эти звонки вывели меня из равновесия. Я нуждалась в какой-нибудь компании, от одиночества и этих звонков я уже была на грани помешательства. Действительно, поначалу Рудольф вёл себя вежливо и мило, и я почти успокоилась на его счёт. Моя бдительность притупилась, я расслабилась и начала чувствовать себя раскованнее, а Рудольф мило болтал и веселил меня разными смешными историями. Шутки у него, правда, были плосковаты, но я относилась к этому снисходительно и даже смеялась — не от души и не до слёз, но достаточно, чтобы Рудольф думал, будто мне очень весело в его обществе. Всё же это было лучше, чем таиться, как мышь в норе, и вздрагивать от каждого шороха.
Я даже позволила Рудольфу немного выпить и сама выпила глоточек с ним за компанию. Всё было в рамках приличия, и моё мнение о Рудольфе начало меняться к лучшему.
— Слушай, а не пора ли нам перекусить? — предложил он. — А то у меня в животе что-то скучновато.
Содержимое холодильника не сулило нам праздника, и поэтому я отправилась в магазин за продуктами, оставив Рудольфа в квартире: я решила, что ему можно доверять — пусть на "троечку", но всё-таки можно. В магазине я набрала два полных пакета, которые еле смогла дотащить до квартиры.
— А вот и я! — объявила я, ставя их в прихожей на пол. — Сейчас будет обед.
— Это замечательно! — отозвался Рудольф подозрительно весёлым голосом.
Одного беглого взгляда мне было достаточно, чтобы понять, что я слишком рано ему поверила: Рудольф в моё отсутствие успел изрядно приложиться к бутылке виски и допил её до конца. Я снова занервничала, но постаралась не выдать этого. Заполнив полки холодильника продуктами, я остановилась в дверях гостиной. Рудольф сидел, развалившись на диване, и курил.
— Тебе удобно? — спросила я не без язвинки.
Рудольф заверил меня, что всё полный ништяк. Сомневаясь в этом, но внутреннее всё-таки надеясь, что всё обойдётся, я нервно сунула в микроволновую печь на разморозку куриное филе. Пока Рудольф ловил кайф на диване, я чистила картошку. Внезапный звонок телефона резанул мне по пальцу, закапала кровь. Чертыхнувшись, я полезла в аптечку за йодом и пластырем. Пробегая мимо двери в гостиную, я краем глаза заметила, что Рудольф забавляется со своим мобильным телефоном, но не придала этому значения: нужно было скорее обработать порез. Надев на пораненную руку резиновую перчатку, я героически продолжила приготовление обеда.
Жареное куриное филе с картошкой и салат из помидоров и перца, приготовленные в нервозном состоянии и, к тому же, с порезанной рукой, каким-то чудом не пострадали. Уплетая за обе щеки приготовленную мной еду, Рудольф сказал:
— Ты и вправду офигенная тёлочка… Ещё и готовить умеешь! Где Лана тебя нашла?
Проглотив "офигенную тёлочку" с картошкой, я нехотя ответила:
— На улице.
— Чё, правда, что ли? — не поверил Рудольф.
— Да. На скамейке в сквере. Я была без работы и без денег.
Описав вилкой в воздухе мёртвую петлю, Рудольф с набитым ртом заявил:
— Лана знает толк в людях, это я тебе точно говорю. Ей не нужны рекомендации и отзывы, она видит всех насквозь, отвечаю!
С ветки за окном тихо сорвался жёлтый лист, отлетел, бесшумно упал на асфальт и умер. Сквозь прореху в серой облачной пелене проглянул усталый солнечный луч, бледный и больной, и ветка клёна зазолотилась, но ненадолго. У солнца не хватило сил, и оно угасло. Сквозь пластиковые окна не проникал уличный шум, и мёртвую тишину не оживлял даже стук вилки и звук жующих челюстей Рудольфа.