— Я хотел бы задать несколько вопросов по поводу сына Арсения Павловича, Рудольфа.
Сердце ухнуло в холодную бездну ужаса: вот и вычислили по номеру телефона… Или ещё нет? Так, тихо, спокойно, без паники, сказала я себе. Бери пример с Ланы: та и бровью не повела. Лениво потянувшись за подружкой-бутылкой, она проговорила устало:
— Без понятия, где он сейчас… Мы с ним вообще, похоже, разбежались. — Вопросительно глянув на гостя, предложила: — Выпить не желаете?
Гость вежливо улыбнулся. Глаза его при этом в улыбке не участвовали.
— Благодарю, но я за рулём. А вот от чашечки чая не отказался бы.
— Лида…
Я ждала этого с содроганием. Пролепетав: "Сейчас!" — я принялась заваривать для гостя чай. Будь он проклят… Будь всё трижды проклято. Рассыпав заварку и ошпарив руку, я всё-таки с грехом пополам заварила этот разнесчастный чай, собрала на поднос всё, что полагалось для чаепития и понесла его в комнату.
Лана расслабленно потягивала виски, не потрудившись даже одеться по случаю визита начальника службы безопасности некого Арсения Павловича (никогда не слышала о таком, но, видимо, не самый последний человек в городе). Она не удостоила меня даже взгляда, когда я вошла с чаем, не напряглась даже тогда, когда злосчастный поднос задрожал у меня в руках.
— Ваш… гм, ваш чай.
— Спасибо.
Пипец, я сейчас спалюсь… Если уже не спалилась. Он заметил. Наверно, на мне сейчас лица нет.
— А Лида у нас — кто? — обдал меня тридцатиградусной стужей негромкий, вежливо-сдержанный голос.
— Моя домработница, — ответила за меня Лана. И добавила небрежно, уже мне: — Спасибо, Лидочка, можешь идти.
— Гм, если позволите, у меня и к ней будет пара вопросов, — сказал гость.
— Она не в курсе. — Лана с бульканьем плеснула себе виски и отхлебнула большой глоток, почти не поморщившись. — Она у меня работает не так давно, да и о своих личных делах я её не информирую.
— А вот мы сейчас у неё и спросим, — проговорил гость ласково, доставая из кармана фотографию. — Лидочка, вот этого человека видели?
Разумеется, на фото был Рудольф. Я мотнула головой: голос куда-то пропал.
— Говорю же, она не в курсе. Чай пейте, остынет. — Лана одним духом допила виски и со стуком поставила пустой стакан на столик.
— Ну и что ж, что остынет, я не люблю слишком горячий, — улыбнулся гость, пряча фото. — Значит, никто ничего не видел, не слышал, не в курсе… Ясненько.
— А что случилось-то? — спросила Лана. Взгляд её стал мутным и тяжёлым, губы приоткрылись, придав её лицу хорошо знакомое мне чудаковатое выражение.
Гость аккуратно взял чашку, отхлебнул, причмокнул.
— Пропал куда-то, знаете ли. Отец места себе не находит.
— Он что, маленький? — усмехнулась Лана. — Взрослый мужик, мало ли где мог зависнуть…
— Да… Но все места, где он, как вы говорите, мог зависнуть, мы уже проверили. Нигде его нет, и никто, также, как и вы, ничего не видел и не слышал. — Гость снова отхлебнул чая, поставил чашку на блюдце и пронзил меня таким взглядом, что вся кровь с шумом отхлынула от моей головы, а в глазах потемнело.
— Ну, — Лана развела руками. — Ничем не можем помочь.
— Когда последний раз вы его видели?
— Не помню точно… Давно. И, если честно, больше не хочется.
— А что так?
— Ну, это уже моё личное дело… Вы вообще-то, не из милиции, чтобы устраивать тут допросы… Скажите спасибо, что вообще вас впустила и разговариваю с вами.
Гость поднялся.
— Ну что ж, спасибо и на этом. Благодарю за чай. — И снова леденящий душу взгляд в мою сторону.
Чёрт, спалилась…
17. Помеченные смертью
Вам когда-нибудь доводилось ждать, вслушиваясь в каждый шорох на лестничной клетке, вздрагивая от звука приближающихся к вашей двери шагов и расслабляясь только после того, как они стихнут? Если да, то вы можете себе представить, как мерзко и тягостно я себя чувствовала весь следующий день. Лана дала мне выходной и велела не высовываться. Притаившись в своей квартире, как мышь, я ждала… Сама не знаю, чего.
Внутренний прокурор добавлял мне мучений, твердя: убила, убила. Я уже начинала ему верить, но потом встряхивала головой: да нет же! Это была самооборона. Он домогался меня, ещё немного — и изнасиловал бы. Я была склонна верить Орлу, который сказал, что смертельным был удар об угол столика, а не мой удар бутылкой. Хотя, если бы не было удара бутылкой, не последовал бы и тот, роковой удар… Но и первого не было бы, если бы этот пьяный козёл не распустил руки сам.
Кто они — Лана и Орёл? Почему они не позволили всему этому разрешиться законным путём, почему предпочли избавиться от тела, как будто это было преднамеренное убийство? Этот вопрос всё сильнее не давал мне покоя. Кажется, я здорово влипла, приняв предложение Ланы работать у неё… Идиотка! Нет, наверно только я с моими куриными мозгами могла так влипнуть. Теперь ругать себя за опрометчивость и неосторожность было слишком поздно: последствия уже наступили, и какие последствия!.. И что теперь прикажете мне делать?..
А&$енно, как сказал бы сосед Миша. Но ему я ничего не могла рассказать. Какое там!..
Весь день я ждала, но ничего не случилось. Никто не позвонил, не пришёл за мной, и я легла спать… Но сон, конечно же, не шёл ко мне. Задремать удалось только под утро, снилась какая-то чушь — жуткие обрывки всего, что происходило со мной. Из тягостного болота сновидений меня вытащил звук будильника.
Ещё одно мерзкое пробуждение. Голова гудела и весила больше, чем всё остальное тело, во рту стоял отвратительный дух, от слабости хотелось упасть и никогда не вставать. Выходной кончился, нужно было идти на работу — к Лане. Я уже сама не знала, рада я этому или нет. С одной стороны, как ни странно, рядом с ней я чувствовала себя в большей безопасности, чем одна, а с другой… От неё самой веяло какой-то смутной опасностью. С Орлом — та же штука. От взгляда его спокойных, холодных глаз крупного хищника бежал холодок вдоль позвоночника, и вместе с тем присутствовало чувство защищённости — очень странное, необъяснимое сочетание.