После того, как это повторилось еще несколько раз, я пришел к выводу: у меня постоянно подгибается одна нога. Наверное, мышцу потянул. Ничего особенного. Подсознание приняло эту гипотезу как рабочую и вполне логичную, и мозг успокоился. Так прошли три месяца – пока однажды я, карабкаясь к прекрасно сохранившемуся древнегреческому храму на острове Родос, не почувствовал дрожь.
Спешу заметить: ничего пугающего в этом не было. Всего лишь периодический тремор в правой ноге – он возникал, если я определенным образом двигался или садился в определенную позу. Иногда. Едва заметно. Спустя пару недель я все же обратился к специалисту по физической реабилитации с жалобой на слабость в ноге. Он потыкал в нее, потянул, сделал множество заметок. Да, вполне возможно сильное растяжение. Даже небольшой надрыв. Другие симптомы? Я упомянул тремор.
– Я не заметил…
– Нет, его нужно спровоцировать, вот, смотрите…
– Ага.
Это было одно из тех «ага», которые тут же заставляют слегка насторожиться и задаться вопросом, хочешь ли ты знать, какая мысль в голове собеседника их породила. Я, конечно, хотел.
– О чем обычно говорит такой симптом? – я интуитивно переключился на более профессиональный тон. Если ситуация тревожит, отстранись от нее. Обсуждай с позиции равного. Используй отвлеченные понятия. Так ты узнаешь гораздо больше и гораздо быстрее.
– Этот симптом называется клонус. Обычно говорит о заболевании.
Я порылся в памяти, но ничего похожего вспомнить не смог. А я ведь помнил, пусть и смутно, тысячи медицинских терминов. Из этого я сделал весьма самонадеянный вывод, что столкнулся с чем-то не слишком распространенным. Особенно не раздумывая, я предположил:
– Повреждение нервов?
– Именно. Клонус – сигнал о поражении верхнего двигательного нейрона. Сейчас я напишу письмо вашему семейному врачу, пусть направит вас к неврологу, а тот – на МРТ.
Я вышел из кабинета, прижимая к груди, как талисман, наскоро составленное направление к семейному врачу и прокручивая в голове более очевидные типы повреждений, которые могли затронуть мой спинной или головной мозг (именно их и имел в виду врач). Травма подошла бы идеально. Но я практически не падал с тех пор, как подростком занимался карате. Вряд ли тогдашняя травма дала о себе знать сейчас.
Конечно, есть еще рак. Подобные симптомы могла дать опухоль в мозгу, но других оснований подозревать ее у меня не было. Локализованная опухоль на позвоночнике? Интересно, насколько операбельная. Микроинсульт? Плохо, особенно если за одним последуют другие. Точно не церебральный паралич, хотя для него характерны неконтролируемые сокращения: это начинается в детстве. Рассеянный склероз? Распространенное заболевание. Может настигнуть взрослого. Неизлечим. Достойный претендент. И в любом случае лучше опухоли головного мозга.
Десять дней спустя я лежал на узкой платформе, которая медленно уносила меня в недра мощного аппарата МРТ, похожего на гигантский пончик. До этого мне ни разу не приходилось делать томографию, и прибор меня заворожил. Магнитно-резонансное сканирование использует охлажденные в жидком гелии сверхпроводящие магниты, мощные настолько, что они могут заставить части вашего тела излучать едва заметные сигналы, которые используются для создания трехмерного изображения. Еще аппараты МРТ очень, очень шумные.
Мне выдали специальные наушники, но даже сквозь них я слышал гул, для описания которого слова «какофония» недостаточно. Во время сканирования мощные магнитные волны прокатываются сквозь ваше тело несколько раз в секунду, заставляя все оборудование вибрировать в такт. Поскольку в этот момент вы находитесь непосредственно внутри этого оборудования, вы вибрируете вместе с ним. Более тихие звуки оставляют ощущение, будто кто-то пытается пробить металлический шлем на вашей голове пневматическим молотком. Более громкие воспринимаются (всем телом) как полноценный артобстрел. Медицинское обследование в стиле «шок и трепет». И меня ожидали два часа этого развлечения.
Мне всегда казалось, что я неплохо считываю других людей, но мой невролог оказался абсолютно непроницаемым. Видимо, это было привычкой врача, которому регулярно приходится сообщать пациентам плохие новости. Он кивнул мне на стул, прошел в угол комнаты, чтобы принести стул Франсису, подождал, пока мы займем свои места, и неожиданно улыбнулся.