— Кстати, — сказал Янагита, — Сунгариец получил ранение при выходе на советскую территорию. Это мужественный и смелый человек, достойный награды японского командования.
Комплимент в адрес Доихары возымел свое действие. Осуждение, четко выраженное во взгляде, вдруг исчезло, его сменила добрая теплота. Лоуренс-2 принял Большого Корреспондента.
— Сколько он стоит? — спросил Доихара, когда Янагита кончил свой доклад.
Янагита назвал высокую цену. Очень высокую. Ту, что была указана в расписках Сунгарийца. О своей доле (четвертой части) он, конечно, умолчал.
— Он мог стоить дороже, — заметил Доихара. Озадаченный таким неожиданным признанием своих заслуг и итогов операции, Янагита не сразу откликнулся на слова Доихары. Прежде оглядел сидящих за столом офицеров — как они расценивают сообщение о Большом Корреспонденте — и лишь потом, удовлетворенный и успокоенный, — офицеры, кажется, были довольны — он ответил:
— Да, он мог стоить дороже…
Присутствовавшие не обратили внимания на торг двух разведчиков, их не заботила стоимость Большого Корреспондента, информации его — другое дело. То, что осуществляло советское командование на левом берегу Амура, было невероятным, настораживало. Колхозный корпус, перевооружение пограничных частей, перебазировка эскадрилий дальнего радиуса действия — все это заставляло задумываться: годна ли стратегическая схема штаба Квантунской армии при изменившемся соотношении сил? Вероятно, прав Итагаки Сейсиро, настаивающий на пересмотре плана будущих операций в северном направлении.
Об этом и попытались говорить офицеры. Но лишь попытались. Первого, Канду Масатону, вежливо остановил начальник второго отдела. Как бы дополняя мысль подчиненного относительно ценности полученной информации, он перехватил инициативу и повел обсуждение совсем в другом направлении.
— У меня такое впечатление, — сказал Кандзи Исихара, — что советское командование хорошо осведомлено о наших планах и схема предстоящих операций уже лежит на столе Блюхера. Иначе как объяснить перебазировку двух эскадрилий истребительной авиации в четвертый квадрат, находящийся в четырехстах километрах от Благовещенска. Это как раз против нашего аэродрома, рассчитанного на прием тяжелых бомбардировщиков. Или сосредоточение советских долговременных огневых точек на трассе предполагаемого марша наших танков. Танков еще нет, а путь им уже прегражден. И подобных примеров немало Настораживающих примеров. О чем это говорит, господа?
Поднятый вверх палец Кандзи Исихары как бы подчеркнул важность вопроса, заданного офицерам. Они должны были удивиться и задуматься, естественно.
— Вот именно — о чем? — оборвал наступившую вдруг тишину Доихара. Он не терпел пугающих фраз.
— О том, что русская разведка читает наши секретные документы, — многозначительно изрек Кандзи Исихара.
— Может, просто видят?
— Как? — не понял полковник.
— Достаточно подняться на пятьсот-шестьсот метров, — пояснил Доихара, — чтобы не только увидеть, но и сфотографировать взлетные полосы вашего аэродрома. — Он сказал «вашего», отмежевав таким образом себя, да, возможно, и остальных офицеров, от того, что делалось в приграничных районах Маньчжурии. Вернее, от откровенности, с которой готовили «северный поход» стратеги генерального штаба. Сам Доихара считал себя тонким мастером акций. Его жертвы не замечали готовившегося удара. Вернее, сами подставляли голову, и он рубил ее. Чужими руками к тому же.
— А то, что делают русские, вы без помощи хабаровского Корреспондента увидеть не можете, — продолжал Доихара. — И надо этой помощью пользоваться широко. Взять все, что он способен дать, даже больше, чем способен… Не жалея денег, ничего не жалея! — Доихара повернулся к Янагите, словно от того зависела щедрость секретной службы: — Причем делать это надо быстро, укладываясь в сжатые сроки… Жизнь «корреспондентов», стоящих рядом с секретными сейфами, как известно, коротка… — Доихара развел руками, показывая этим, что никто тут не властен, даже он, Лоуренс-2.
— Информации поступают еженедельно, — дал справку Янагита.
— Хороший ритм, — оценил работу Корреспондента Доихара. — Не нарушайте его!
Ход совещания опять отклонился от того направления, которое попытался дать ему Кандзи Исихара. Корреспондента хвалили, в то время как он не существовал. Не было Корреспондента, была лишь инстанция, откуда черпались данные о состоянии обороны Дальневосточного края. Данные, пугавшие начальника второго отдела генштаба — ведь он был еще и автором стратегического плана «Северная война».
— Этот ритм, — заметил с раздражением Кандзи Исихара, — может вскружить кое-кому голову и уже вскружил. Информации не только знакомят с положением дел у противника, но и давят на нас, принуждают вносить коррективы в уже разработанный и, главное, почти реализованный в подготовительной стадии план. Опыт говорит, что хорошо продуманная и подготовленная операция, известная врагу, приносит чаще успех, чем плохо продуманная и плохо подготовленная, но неизвестная противнику.
Теоретизирование было слабостью Кандзи Исихары. Он любил и умел рассуждать о войне. В запасе у него всегда оказывались изречения, мудрые, понятно, способные обезоружить самых упрямых спорщиков.
— И потом, — сделав паузу, добавил Кандзи Исихара, — для того чтобы менять свою схему, надо быть уверенным в серьезности шагов, предпринятых противником.
— У вас есть подозрения? — поднял свои большие; ветвистые брови Доихара.
— Да!
— На чем они основаны?
— На опыте.
Теперь уже не один Доихара, все офицеры насторожились: что имеет в виду начальник второго отдела?
— На опыте работы против советской разведки! — внес ясность, хотя и не полную, Кандзи Исихара.
Это был аргумент все же из арсенала эмоций. Офицерам, и прежде всего Лоуренсу-2, требовались факты.
— Русские не в пример англичанам и американцам не очень-то верят нам. Следуя совету Доихары-сан, они, конечно, поднялись на пятьсот-шестьсот метров, которые необходимы для установления истины. К тому же мы много шумели о своих усилиях по совершенствованию территории Маньчжурии в военном отношении. Да и работы по прокладке железных и шоссейных дорог велись открыто. А когда мы шумим — обращаю ваше внимание на такое определение, — противник особенно внимателен и чуток. Русские неоднократно ловили нас на том, что сила звука часто прямо противоположна усилиям, вложенным в само дело. В лучшем случае они не верят, в худшем — делают вид, что поверили. Вот сейчас — худший случай.
Теоретик стратегии, кажется, сразил Лоуренса-2. Рассуждения начальника второго отдела были логичны и могли сразить не одного Доихару. Все присутствовавшие как-то недоверчиво, даже с сожалением посмотрели на Янагиту: напрасно старались, господин полковник, русские ввели нас в заблуждение.
Надо было спасать Большого Корреспондента, вернее, спасать самого себя, и Янагита вопреки правилам, запрещающим нарушать служебный этикет, вступил в спор со своим шефом.
— А если это не лучший и не худший случай? — произнес он как можно спокойнее, хотя давалось это с трудом — волнение уже охватило его и искало выхода. — Если русские поверили? У нас нет сведений, что перебазировка двух эскадрилий ложная. Наоборот, есть подтверждение произошедших в четвертом квадрате перемен — донесение агентов о приземлении истребителей в данном районе утром 18 февраля и ночью 20 февраля в количестве сорока двух машин.