Брюнет медленно вскинул брови. Он долго не отводил от меня пронзительного взгляда. Затем, поднявшись на ноги, глухо сказал:
– А мои сёстры были уверены, что ты добрая, – и ушёл, не забыв запереть дверь.
Эта сцена поселила во мне смешанные чувства. С одной стороны, его откровение зацепило. Разве цель, которую он преследует, не оправдывает его действия?
С другой стороны… Если я могу разыграть всё, что угодно, почему бы и ему не быть актёром?
Он ушёл от меня обиженным, и это не могло не примешать ко всем моим переживаниям ещё и чувство вины. Ведь в случае, если его рассказ был правдой, моё поведение кроме как свинским никак не назовёшь.
В любом случае, разговор с Энрике развернул поток мыслей в другое русло. Парень сказал, что никому из нас ничего не угрожает, а значит, в итоге ситуация разрешится благополучно.
Я запретила себе думать о том, как сильно переживают за меня мама, папа, брат, Джерри и другие. Напрасные размышления ничем не улучшали ситуацию.
На просмотр телевизора был поставлен запрет: там легко можно наткнуться на новости. Поэтому продолжить чтение романа Булгакова показалось довольно притягательной перспективой. Но прежде я убрала весь тот бардак, который устроила в пылу истерики.
За весь оставшийся день я прервала чтение всего пару раз. Даже в туалет ходила с книжкой. Ожидалось, что в обед снова придёт Энрике, и мы поговорим с ним. Хотелось извиниться перед человеком, который был вежлив со мной и ничего плохого не сделал. Наверное, не сделал.
Но еду принесла незнакомая девушка. Я заговорила с ней, а в ответ получила несколько фраз на незнакомом языке. По-моему, на немецком.
Теперь я лишилась даже бесед с охранником. Надо было вести себя разумнее и не подавать виду, что я усомнилась в его искренности.
Глава 3
Кажется, беспокойное пробуждение стало традицией моего плена.
Первое, что пришло в голову: на меня напали во сне. Потому что, просыпаясь, я ощутила, как кто-то придавил моё тело. Чем и как – непонятно. Полностью накрытая одеялом, я не могла видеть, что происходит.
На несколько мгновений мои мышцы словно окаменели от испуга. Я не в силах была пошевелить даже мизинцем. Но затем оцепенение прошло, и я попыталась хотя бы выглянуть из-под одеяла. Получилось не очень: неизвестный будто нарочно не давал этого сделать.
– Проснись, проснись! «Всё смешалось в доме Облонских2», – демонским голосом завопил анонимный налётчик, по-английски процитировав Толстого. И я сразу поняла, кем был этот неизвестный.
– Джен? – оставила я попытки выбраться наружу. – Ты?
Чьи-то руки моментально сбросили с меня одеяло. Прищурившись от яркого света, я постаралась сфокусировать взгляд на фигуре, нависшей надо мной. Догадка оказалась верной.
– Какого чёрта! Ты совсем, что ли?! – воскликнула я и в отместку за беспокойство шлёпнула подругу по ноге. – Я чуть не умерла от страха!
Джен раскатисто засмеялась, опустилась на край кровати и положила голову прямо мне на колени.
– Я была уверена, что ты вспомнишь эти слова, – сказала она, очевидно, гордясь мной.
– Это нетрудно. Уверена, ими ограничиваются твои познания в славянской литературе.
– Зато ты, смотрю, теперь у нас стала любительницей русской классики, – и она кивнула в сторону тумбочки, на которой лежала ещё недочитанная мной книга.
– Ты просто обязана прочитать этот роман. Правда, я не всё в нём понимаю, но он бесподобен.
Питерс приподнялась и упёрлась кулаком в щёку.
– Я не верю, что в их литературе создано что-то более гениальное, чем «Анна Каренина».
– Нет, Джен, здесь совсем другое, – я уже собиралась объяснить ей, почему мне пришёлся по душе Булгаков, как вдруг сообразила, что мы-то всё ещё в плену и что до этого момента нас не пускали друг к другу. – Подожди, к чёрту книги. Как ты сюда попала?
– Кто рано встаёт, тот владеет миром, – ответила подруга, не скрывая превосходства. – А ты, похоже, собралась дремать тут до второго пришествия, – и она в шутку бросила угол одеяла мне в лицо. – Мексиканский красавчик сказал, что сегодня нас снова собирают.
– Энрике? Он приходил к тебе сегодня? – подскочила я.
– Вместо того, чтобы поинтересоваться, всё ли хорошо с бедной Джен и как она провела эти дни взаперти, ты спрашиваешь про этого надсмотрщика? – она нахмурилась.
– Просто я вчера нехорошо с ним обошлась, – оправдание моей нечуткости к приятельнице звучало жалко. – Извини. Как ты?
– Наверное, так же, как и ты, – Джен горестно вздохнула. – У меня в голове не укладывается безумие, которое случилось с нами. И главное, я не понимаю…