– И что ты сделала? Не могла промолчать? – накинулась я на Смит.
– Я сказала, что думаю. Хочешь, чтобы я побежала за ней и умоляла о прощении? Этого не будет. Лучше сама иди за ней.
– Не пойду, – буркнула я, и вправду не ощущая никакого желания в очередной раз слушать упрёки подруги. – Вы обе мне надоели. Мне вообще все здесь надоели, – я махнула рукой на неслабо набравшихся коллег. – Когда всё это закончится? Это похоже на страшный сон, в котором мы застряли, и непонятно, как из него выбраться.
– Помнишь, однажды я сказала, что, если бы знала, на что подписываюсь, никогда бы не согласилась?
Я кивнула, хотя выпитое шампанское не позволяло вспомнить подробностей того случая.
– Я была не совсем честна, – призналась она. – Даже если бы мне перед переброской сюда всё рассказали, я не отказалась бы.
– Тоже мне новость, – фыркнула я. – Конечно, ты бы согласилась променять тюремную камеру на цивилизованный бункер.
– Дело даже не в тюрьме. Меня бы привлекла возможность быть причастной к подобному эксперименту. Я мало что смыслю в искусстве, потому что всегда была далека от этого и не понимала, какая от него польза. И мне всегда хотелось узнать, что же тянет таких, как ты, таких, как все вы, заниматься этой игрой. Да, я считала это всего лишь игрой. Но сейчас, спустя несколько месяцев после того, как я лицом к лицу столкнулась с вашей жаждой творить, жаждой передать зрителю часть себя, часть своей души, поделиться с ним своими прозрениями и, как бы примитивно это ни звучало, изменить что-то в мире при помощи движущихся картинок – сейчас я осознала, сколько энергии, сколько силы сокрыто в творчестве. И то, что вы снимаете, – гораздо больше, чем фильм, который посмотрят перед сном и о котором забудут на следующий день. Шестьдесят три человека повлияют на тысячи и миллионы людей. Я рада, что судьба забросила меня сюда. И – это будет произнести сложнее всего – я преклоняюсь перед тем, как каждый из вас, не жалея себя, выкладывается на съёмочной площадке.
– Ну, как говорил один мой знакомый режиссёр, если ты себя жалеешь – тебе нечего делать в искусстве, – поражённая её исповедью, выговорила я. Как и всегда после слов Сандры, я испытывала к ней смешанные чувства, ведь до сих пор мне было непонятно, есть ли хоть слово правды в её так называемых признаниях. – Но я продолжаю сомневаться, стоит ли всё это таких жертв.
Сандра смекнула, к чему я веду, и спросила:
– Тебе никак не удаётся принять себя?
– А тебе это быстро удалось – смириться с собой? – с нажимом сказала я.
– Конечно, нет. Но это всё равно случилось.
– Как?
– В один из непростых дней я поняла, что ради службы готова снести любые лишения, любые пытки. Меня согревала мысль, что я помогаю многим людям. И ради того, чтобы отдавать всю себя делу, я согласна была отказаться от многого. Почти от всего. Я, правда, не могу рассказать тебе больше, – слегка виноватым тоном произнесла шатенка. Видимо, у меня на лице отразилось подобострастное желание проникнуть за тайну этих общих фраз и узнать, какие конкретные события кроются за ними. Улыбнувшись, она добавила: – Хоть и хочу. Но это будет слишком безрассудно.
Мне безмерно польстило, что Смит пусть и не могла открыться, но всё-таки испытывала искушение это сделать.
– Лиз, может, потом всё изменится, – она немного отодвинула стул от стола, будто намереваясь встать. – Вдруг пройдёт несколько лет, и ты станешь другой. У тебя появятся иные цели и ориентиры. Но сейчас – это сейчас. И лучшее, что ты можешь совершить, – продолжать следовать за мечтой.
– «Моя драма в том, что я живу с тем, кого не люблю, но портить ему жизнь считаю делом недостойным», – процитировала я «Мастера и Маргариту», которую за время плена успела прочитать дважды.
– Фраза из какой-то книги? – спросила Сандра, не блиставшая знаниями в области литературы.
– Да, это слова героини, которая вряд ли сумела бы меня понять. Но то, что она произнесла, слишком хорошо описывает мой внутренний конфликт.
– Просто дай себе время, – проговорила Смит и поднялась.
– Ты что, уже уходишь? – вскочила я, разочарованная тем, что она так внезапно остановила разговор.
– Ничего лучше того, что я уже сказала, мне не придумать.
Я взглянула на вакханалию, творившуюся вокруг. Лишь в этот момент я обратила внимание на помещение, заполненное спёртым воздухом и криками пьяных киношников. Откуда-то играла музыка, и некоторые из заложников лихо отплясывали. Рядом с танцующими я заметила Джен, нетвёрдо стоящую на ногах и пытавшуюся силой залить в рот одному из охранников шампанское. Парень уклонялся, как мог, и напиток лился ему на подбородок и на футболку. Эмили оттягивала Питерс от охранника, но та отмахивалась от Уилсон как от мухи.