– Мир не вертится вокруг тебя и твоей Смит, дорогуша, – парировала она.
– Ладно, – я решила сделать вид, что сдалась, и отстала от неё.
По моим соображениям, мнимая потеря интереса к тому, о чём Питерс умалчивала, должна была всё-таки рано или поздно привести её ко мне: подруга не умела долго хранить секретов. Но на этот раз всё оказалось не так, и Джен отнюдь не торопилась признаваться в содеянном. Лишь спустя пару дней тайна сама собой вышла на поверхность.
Было утро. По привычке я без стука ворвалась к Питерс в комнату, чтобы обсудить кое-какие изменения в сцене, которую нам сегодня предстояло снимать. В реальность картины, которую я застала, мне удалось поверить не сразу: обнажённая Джен сладко спала на груди такого же обнажённого Пола.
Они не проснулись от моего появления, а потому я покинула номер незамеченной.
Переварить клубок чувств оказалось непросто. Больше всего меня беспокоила тихая тупая злость. Сердилась ли я на Пола, который уверял, что понял свою ошибку, но поступил вопреки моим словам? Злилась ли я на Джен за то, что она ничего мне так и не сказала о связи с Макбрайдом? Или я испытывала ядовитое чувство гнева из-за того, что они оба хоть как-то наслаждаются жизнью, а я саму себя этого лишила?
Вероятно, необходимость получить ответы на эти вопросы подтолкнула меня к тому, чтобы в этот же день не сдержаться и ляпнуть:
– Я знаю о вас с Полом.
Мы были с ней одни в репетиционном зале. Прошло не больше двух часов с тех пор, как я застукала их вместе. Мы с подругой самостоятельно прогоняли сцену, и поначалу я старательно делала вид, что ни о чём таком не догадываюсь. Но, когда я в третий раз, задумавшись, затормозила со своей репликой, Питерс спросила, почему я такая растерянная. И тогда эта фраза невольно вылетела из меня.
Джен, ни капли не удивившись, съязвила:
– Это твоя подружка на нас настучала? Подглядывает за нами в камеру? Своей личной жизни нет, так хоть чужой пускай насладится. Ей понравилось?
Сразу я не поняла, что она имеет в виду Сандру, а когда до меня дошло, я грубо ответила:
– Смит здесь ни при чём. Я вас видела. Двери нужно запирать, когда планируете развлекаться.
– Почему ты со мной разговариваешь так, будто я переспала с твоим парнем?
Мне и вправду стоило сбавить обороты, поэтому, выдержав паузу и немного успокоившись, я заговорила более ровно, чем прежде:
– Джен, мы в плену уже много месяцев, и неизвестно, сколько ещё пробудем. Это сводит с ума. Но всё-таки надо соображать, что делаешь. К чему, по-твоему, всё это приведёт вас двоих? Зачем развязывать эти непонятные отношения? С ним всё понятно, но ты-то какого чёрта полезла в это? Будто ты не понимаешь, что, как только мы вернёмся обратно, вы оба осознаете свою ошибку. Между вами нет никаких чувств, а после этого не останется даже дружбы.
– Не могу понять, почему тебя это так волнует, – пробормотала Питерс.
– Потому что ты моя подруга.
– Вспомнила наконец-то? Поздно, доктор, я холодный.
Вызов, с которым она сказала это, снова меня взбесил. Не успела я и рта раскрыть, чтобы ответить, как Джен продолжила:
– Лиз, очнись, никто не верит в то, что мы вернёмся. Мир нас похоронил. Они сбросили венки в воду там, где нашли самолёт, на котором мы вроде как погибли. Нас нет! А теперь скажи мне, зачем похитителю нас отпускать? Чтобы мы привели агентов к нему и к его сообщникам? Он поиграется с нами и спрячет наши кости куда-нибудь, где их и через сто лет не найдут. Никто здесь не строит иллюзий. А если вдруг случится чудо, и всё-таки мы вернёмся, что нас там ждёт? Мы никогда не будем прежними. Понадобятся месяцы психотерапии, чтобы прийти в норму. А может, мы вообще не станем нормальными. Мы не войну пережили, но и то, через что мы прошли, немногие сумеют понять. Мы будем чужими для близких. Мы будем смотреть на остальных с презрением, потому что они не ценят то, что имеют. Мы будем озлоблены за то, что они посмели жить дальше, пока мы здесь задыхались.
Джен перевела дыхание и продолжила:
– Ты спрашиваешь, что мы творим? Я тебе отвечу. У меня больше нет жениха, и я нашла себе нового. А у Пола больше нет жены, и он завёл другую. Вот такое простое объяснение. Мы не выдержали этой дикой изоляции и стали развлекаться, ведь то, что ждёт нас впереди, пугает до безумия.
– Джен, не говори ерунды. Не двадцать лет прошло. И даже не два года. Мы все такие же, как и прежде. Ничего ни в нас, ни в том мире не поменялось.
– Ты посмотри хотя бы на себя, – завелась подруга. – Мы провели эти месяцы вместе, но всё равно стали чужими друг другу. Знаешь, что сболтнула мне спьяну Уилсон? Что ты классно целуешься. Уж не знаю, при каких обстоятельствах ей довелось в этом убедиться, но уверена, что за этой фразой кроется довольно занимательная история, которой почему-то со мной ты не поделилась. А раньше ты ничего не скрывала от меня. Боюсь представить, чего ещё ты мне не рассказывала.