– Джен не права, но всё-таки немного права.
– Ах, вот оно что! – его брови удивлённо подпрыгнули. – Так стало намного понятнее. Лиз, серьёзно, в чём дело? Что вы не поделили?
И я, сама не знаю, почему, начала излагать ему всё, как на духу. Я разболтала парню обо всём, что случилось со мной за эти месяцы в бункере: о мучительных творческих поисках, об Энрике и Эмили, о Джерри, о котором я к этому моменту и думать забыла, о том, как моя неприязнь к Смит переросла в уважение, о бесперспективном романе Джен и Пола и даже о замершей беременности. Гарри был благодарным слушателем; он ловил каждое моё слово и задавал вопросы, если чего-то недопонимал. Я чувствовала себя так, как, должно быть, верующий чувствует себя на исповеди: чем больше покаяний озвучивалось мною, тем легче становилось на душе.
Окончив свои откровения, я проговорила:
– Больше всего меня пугает мысль: «А вдруг я совершаю неправильный выбор?» Ведь из-за фильма, который мы сейчас снимаем, всё прочее для меня отходит на второй план. Я забиваю даже на дружбу.
– Если ты поцапалась разок с подругой, это не значит, что ты забиваешь на дружбу, – усмехнулся Нортон и вздохнул.
Парень, как и прежде, лежал на краю кровати. Я, обнимая себя за колени, сидела у его ног. Он снял очки, положил их на тумбочку и, зажмурившись, начал массировать глаза большими пальцами.
– Многие женщины, – заговорил он, – по моему мнению, не становятся великими только потому, что спотыкаются на своём пути о мужское достоинство.
Я издала короткий смешок. Гарри отнял руки от лица, взглянул на меня, слегка прищурившись, и улыбнулся, явно польщённый моей реакцией.
– Так уж случается, – продолжил он, – что некоторым людям бывает недостаточно продолжить себя в детях. Они ощущают потребность продолжить себя в чём-то ещё. Они хотят жить вечно, не только передавая свои гены потомкам, но и создавая нечто, о чём будут говорить с восхищением, скажем, через сто лет. И кто-то умеет быть многозадачным, умеет держать фокус одновременно на нескольких вещах, а кому-то это удаётся не так блестяще. И тогда приходится выбирать. Лиз, то, что во время работы многое для тебя отходит на второй план, вовсе никакое не злодеяние. Не все люди обязаны быть одинаковыми, как под линейку. У каждого свои мечты.
– Но что если мои амбиции окажутся пустыми? – вновь озвучила я свой самый большой страх.
– Но ведь и создание семьи не гарантирует тебе вселенского счастья. Семейные дела тоже могут в конечном итоге разочаровать, как бы хорошо всё ни начиналось. И мне кажется, Джен – осознанно или нет – тебя понимает. Она принимает твоё стремление творить, ни на что не отвлекаясь, хоть и не всегда мирится с этим. Иначе вы не дружили бы столько лет. Кстати, давно вы знакомы?
– Лет десять или одиннадцать. Мой тогдашний бойфренд снимался с ней в одном фильме. На вечеринке после премьеры я подошла к ней, и через пятнадцать минут нам обеим стало ясно, что дружба неизбежна. Хотя после сегодняшнего мне слабо верится, что мы когда-нибудь сможем общаться, как прежде.
– Ну, что ты, – Нортон поднялся и вернул очки на нос. – Вы сейчас успокоитесь, – он сделал паузу, – обе подумаете над своим поведением, чуть позже сядете, обсудите произошедшее, ликвидируете все недомолвки, и всё наладится, вот увидишь. Я надеюсь, ты осознаёшь, что, хоть Джен и погорячилась, всё же и за тобой есть косяки?
– Да, – неуверенно ответила я.
Гарри метнул в меня недоверчивый взгляд.
– Нужно было ничего от неё не скрывать, разговаривать не только о работе, – загибала пальцы я, – и не лезть, куда не просили.
– Надо же, ты и вправду что-то поняла, – саркастично заключил он.
– И по поводу наших с ней совместных съёмок, – я оставила замечание без ответа. – Передай Дэвиду, что лично я готова начать через полчаса.
– Через полчаса? – изумился парень. – Нет, нам всем, само собой, хочется поскорее закончить. Но не думаю, что вы сможете спокойно…
– Гарри, нам не всегда выпадает работать с партнёром, который нравится, – перебила я его. – И уж поверь, мы научились с этим справляться. В конце концов, мы обе с Джен профессионалы, и потому просто оставим личное за пределами съёмочного павильона.
***
Несколько часов спустя я вонзила нож в беззащитную плоть Питерс.
Понятное дело, не по-настоящему, а по-киношному. Но, признаться, удовольствие, с каким я приносила в жертву Музу в снимаемой сцене, было самым что ни на есть подлинным. И, кажется, заметила это не одна Джен, которая, впрочем, постаралась не подать виду, что её хоть сколько-нибудь задевает моё постыдное наслаждение. Держа обеими руками кинжал с легко убирающимся лезвием, исступлённо разрезая им тело подруги, измазывая её и себя фальшивой кровью, я дико, по-звериному рычала, и визжала, и не могла остановиться.