Элеонор терпеть не могла, когда ее сравнивали с мисс Уайтхед, и тем не менее понимала, особенно в такие вот утренние минуты, что в насмешках Лиз Джонс есть доля истины.
- Элеонор у нас ждет мистера Идеала, - говорила Лиз Джонс. - Уайтхед вот так и прождала. - У мисс Уайтхед, утверждала Лиз Джонс, никогда не было мужчины, потому что она никогда не решалась отдаться полностью, а в наше время девушки должны быть чувственными и уступать природе. Все соглашались, что, наверно, так оно и есть, потому что, вне всякого сомнения, мисс Уайтхед в молодости была очень хорошенькой. - С тобой будет то же самое, - говорила Лиз Джонс, - у тебя вырастут волосы на лице, будет болеть живот и пахнуть изо рта. Ну, и нервные расстройства, понятное дело.
Элеонор обвела глазами свою тесную комнату, переведя взгляд с розовой стены на развешенную на спинке стула серо-сиреневую школьную форму. В комнате находился еще плюшевый мишка, которого ей подарили в три года, проигрыватель, пластинки "Нью Сикерс", "Пайонирс", Дайаны Росс и их же фотографии. Это ужасно, в своей обычной рассеянной манере заметила как-то мать, что ее дочь тратит деньги на такую ерунду, но Элеонор объяснила, что во-первых, вся Спрингфильдская школа делает то же самое, а во-вторых, она не считает это ерундой и пустой тратой денег.
- Ты уже проснулась? - услышала Элеонор голос матери и ответила, что да, проснулась. Она поднялась с кровати и оглядела себя в зеркало. На ней была белая в сиреневый цветочек ночная рубашка. Волосы у Элеонор были каштанового оттенка, а лицо - продолговатым и тонким, без веснушек и прыщиков, как у многих ее подружек в Спрингфильдской школе. Красота ее была мягкой и неброской, и, разглядывая себя в зеркало, Элеонор подумала, что Лиз Джонс определенно права в своих инсинуациях: такая красота может исчезнуть в считанные месяцы. На подбородке и верхней губе появятся волосы, сначала тонкие и незаметные, потом грубые и жесткие. "У вас зрение, милая," - озабоченно вздохнет окулист и скажет, что ей нужно носить очки. Зубы потеряют белизну. Появится перхоть.
Элеонор стянула через голову ночную рубашку и оглядела свое голое тело. Она не считала себя красавицей, но знала, что груди и бедра у нее вполне подходящего размера, а руки и ноги тоже вполне пропорциональной длины и формы. Она оделась и вышла в кухню, где отец в это время заваривал чай, а мать читала "Дэйли Экспресс". Отец всю ночь бодрствовал. Обычно он спал днем, поскольку работал швейцаром в ночном клубе под названием "Дэйзи" недалеко от Шефердского рынка.
Когда-то ее отец был борцом, но в 1961 году дрался с каким-то японцем, упал спиной на ринг, повредил позвоночник и не смог больше выступать. Работа в ночном клубе позволяла ему, как он заявлял, видеть те же милые мордашки, к которым он уже привык. Ему нравится смотреть на знакомые лица, рассказывал он, в те моменты, когда их обладатели входят или выходят из "Дэйзи" - те самые, что окружали когда-то ринг. Когда он заводил эти разговоры, Элеонор всегда чувствовала себя не в своей тарелке и не особенно ему верила.
- Сегодня опять солнце, - сказал он сейчас, ставя чайную чашку на пластиковую поверхность стола. - Конца не видно этой жаре.
Отец был крупный краснолицый мужчина, на правом ухе у него отсутствовала мочка.
Он располнел после того, как покинул ринг, и, несмотря на то, что двигался медленно, словно компенсируя годы непрерывных прыжков по обтянутой канатом площадке, был по-прежнему силен - очень полезное качество в случае непредвиденных осложнений в ночном клубе.
Элеонор насыпала в тарелку овсяных хлопьев, добавила молока и сахара.
- У нас в клубе была этой ночью очень симпатичная девушка, Элеонор, сказал отец. - Миа Фарроу.
Разговоры за завтраком у них были всегда одними и теми же. Принцесса Маргарет пожала ему руку, Энтони Армстронг-Джонс сфотографировал его для книги о Лондоне, которую как раз сейчас пишет. Клуб регулярно навещал то Бартонс, то Рекс Харрисон, а то и канадский премьер-министр, когда приезжал в Лондон с визитом.
Имена знаменитостей отец произносил с особым выражением лица: глаза прищуривались, почти полностью прятались в красных складках, и этими крохотными бусинками он не мигая смотрел на Элеонор, словно проверял, не сомневается ли она в том, что он держал за руку принцессу Маргарет или разговаривал с Энтони Армстронг-Джонсом.