– Реван, мальчик мой, – голос дяди стал каким-то тяжёлым, нечеловеческим, – я не хотел этого…
– Знаешь, для чего та чаша? – Вивьен смотрела на меня. – Для жертвы. И жертвой этой должен стать ты.
– Не слушай её! – тьма, что окутывала дядю, вдруг вырвалась в сторону суккуба.
Я среагировал быстро. Отразив поток странной энергии, я закрыл собой Вивьен, выставив вперёд меч.
– Ради этого Спасения они готовы принести в жертву весь Ардохелл, – продолжала суккуб.
– Но почему сейчас? – не сводя глаз с дяди, произнёс я.
– Реван, прекрати, – но дядя не думал отступать. – Она манипулирует тобой…
– Мой милый Реван, – Вивьен коснулась моей шеи, – можно ли верить словам древнего вампира, желающего воскресить отца ценой целого государства?
– Почему? Дядя, почему не сказал сразу? К чему тогда был этот цирк со свадьбой? А эльфы? Что вообще происходит?
– Отойди, Реван, я не хочу сражаться с тобой, – но дядя стоял на своём.
– Он не ответит, – нечто странное зажглось в груди, когда губы Вивьен коснулись моих ушей, – теперь он наш враг…
Пламя вспыхнуло в моей груди. Кровь будто кипела, а руки наполнились небывалой силой.
– Прости, мой мальчик, – вздохнул дядя. – Тень…
Нечто тёмное и холодное окутало нас, однако пламя, что горело в груди, разрезало эту тьму. Меч мой стал лёгок, а удары сильней. Вмиг оказавшись перед дядей, я нанёс удар, который он, правда, заблокировал, схватив клинок острыми чёрными когтями. Оттолкнув его, он взмахнул мечом, нанёс удар, смяв нагрудник из чёрной стали. Не останавливаясь, дядя продолжил сминать мои доспехи. С каждым его ударом я чувствовал, как кости мои трещат, ломаются. Он бил не как человек, даже не как вампир, а как нечто, обладающее силой, равных которой невозможно отыскать даже среди богов.
Дядя – Фрэнсис Кейн, будучи переполненным скорби, с каждым новым ударом становился только сильнее. Ни скорость, ни реакция, ничто я не мог противопоставить ему. Но пламя, что пылало в груди, давало мне силы сражаться, продолжать держаться. Даже когда он прорезал доспехи, когда окропил затянутый чёрной дымкой пол моей кровью, я не сдался.
– Я не хотел, – говорил дядя, вонзая клинок прямо в сердце.
Нечто странное мелькнуло в его глазах. Слеза, алая, кровавая, скатилась по его бледной щеке. Воспользовавшись замешательством, я исполнил тот же приём, что безотказно работал на всяком превосходящем меня по силе вампире: обнажив клыки, я впился в открывшуюся шею дяди.
– Реван, прошу, – хрипел дядя, – сражайся до самого конца…
Вынув меч из моей груди, дядя оттолкнул меня. Держась за шею, он прошептал странное заклинание, после которого будучи окутанным чёрной дымкой, растворился во тьме.
Я упал на колени. Сердце снова забилось, но дыхание всё ещё было прерывистым. Сбросив с себя тяжёлые доспехи, я обернулся на Вивьен, вдруг крепко обнявшую меня:
– Спасибо, – прошептала она.
– Почему сейчас?..
Горечь внезапно дала о себе знать. С каждым новым вдохом она становилась только сильнее, а вместе с тем ещё невыносимее.
– Время последней битвы, любовь моя, – шептала Вивьен, гладя меня по голове. – Мы должны остановить их…
– Ваше высочество Реван! – в тронный зал вошла Валерика с отрядом имперских солдат.
– Валерика? А где…
– Именем её императорского величества, сложите оружие! – девушка обнажила клинок.
Солдаты держали арбалеты наготове:
– Что?.. – опешил я, встав с колен.
– Пли! – скомандовала Валерика.
Закрыв своим телом Вивьен, я ощутил, как десяток стрел вонзились в тело. Закинув голову, я на мгновение потерял сознание. Но когда пелена тьмы спала с глаз, а тело вновь начало слушаться меня, я оскалился, больше не в силах терпеть эту горечь.
– Сражайся, любовь моя, – голос Вивьен новой вспышкой пламени отозвался в груди.
***
Почему? – этот вопрос не давал мне покоя. Горечь непонимания снедала меня, разжигало пламя. Злость окутала меня, а вместе с ней во мне проснулась и жажда крови. Уже не чувствуя боли я резал и рубил тех, с кем ещё недавно сражался бок о бок.
Меня предали? Но почему? Все кого я знал либо пали, либо предали. Спасение – что же это? Неужели ради него я теперь проливаю кровь тех, кто был мне дорог?
Солдаты падали один за другим. Я скрестил мечи с Валерикой, собственной подопечной. Она мне не соперник, но сражается так, будто желает убить. Будто она действительно считает меня врагом. Эта девушка, немногословная, холодная – кажется, я понимаю её. Я первым предал её. Сделал своей игрушкой, которая теперь освободилась от чар. Не знаю, причастен ли к этому дядя, но ясно одно, кто-то из нас должен теперь умереть.