Одинокий всадник, неторопливо приближавшийся со стороны восхода на низкорослой пегатой лошаденке, видимо, прекрасно знал об источнике в развалинах. Лошадь уверенно шлепала по песку широкими неподкованными копытами, направляясь прямиком к колодцу. Всадник бросил поводья, спешился и, опустившись на колени, жадно припал к воде. Лошадь фыркнула, переступила копытами и, после недолгого раздумья, сунула в чашу свои мягкие губы, толкнув всадника лбом, чтобы посторонился. Солнце медленно поднималось над развалинами, и розовые, еще нежаркие лучи его скользили по старой, выветрившейся от времени кладке. В разгорающемся рассвете все четче обрисовывался силуэт сторожевой башни, похожей на исполинскую голову в островерхом шлеме, а остатки древней стены могли бы напомнить огромные лапы какого-нибудь спящего зверя или голову свернувшейся змеи. И то, и другое было одинаково неприятно, чтобы не сказать – страшно. Казалось – древняя магия живет в этих стенах, забытых временем, живет, и не собирается их покидать, живет на горе и на погибель случайно заглянувших сюда путников.
Неожиданно конек фыркнул и прянул ушами. Не раздумывая, всадник пригнулся, метнулся в сторону и пружинисто вскочил на ноги, сжимая в руке обнаженную саблю.
– Последнее отребье не решается осквернить кровью источник, – проговорил он, – а тем более в Санджапуре.
С этими словами он обвел глазами компанию, которая незаметно окружила его и, вне всякого сомнения, собиралась его здесь и закопать. Их было шестеро. Свет еще не видел такого пестрого и такого оборванного сборища: опухшие лица, глубоко запавшие глаза с нехорошим, почти безумным огоньком в глубине, неуверенные движения, халаты с чужого плеча с полами, вымазанными конским дерьмом. Из них особо выделялся один – с огромным носом цвета недозрелого винограда.
– Мердек, – растерянно произнес он.
Неопределенного возраста худощавый человек с жидкой бородкой и темными хитрыми глазами со стуком кинул саблю в ножны. Разбойники чуть помедлили… и повторили его движение. Со стороны развалин послышалось конское ржание. Лошаденка Мердека задорно отозвалась, словно услышала знакомый голос.
– А где Керам? – спросил Мердек.
Шестеро оборванцев, едва не зарубивших его у колодца, пугали его не больше, чем не в меру расшалившиеся дети. Да и смотрел он на них примерно так же.
Синеносый злорадно скривился:
– А Танат его где-то носит. Надеюсь, что он его и прибрал.
– Что так неласково? – спросил Мердек без особого, впрочем, интереса.
– На одиночество его, видишь ли, потянуло, – оскалился тот, – любит, понимаешь ли, один гулять. Когда-нибудь догуляется.
– «Золотой караван» ему, подумать только, не добыча! – поддержал его второй, с запавшими глазами. – Ведет его бывший Кашмерский вор, надо же!
– Из-за того, что одних «своих» ему грабить честь не позволяет, другие «свои» должны с голоду пухнуть, – буркнул толстяк с черными мешками под глазами.
– Стало быть, это он привел вас в Санджапур, – криво улыбнулся Мердек.
– Как это «привел», – возмутился синеносый, – мы не слепцы, не невольники и не женщины. Мы сами пришли. Место хорошее, вода есть. Правда, добычи маловато.
– И куда вы отсюда направитесь? Назад к Хаиму?
Мердек задал вопрос безразлично, как будто из пустой вежливости, но темные глаза мигнули, выдав живой интерес.
– Никуда не направимся. Здесь будем, – ответил толстяк.
– В Санджапуре? – уже открыто удивился Мердек и даже всплеснул руками. – Да заплатили ли вы положенную дань?
Лица разбойников вытянулись в безмерном удивлении.
– Ты что, Мердек, вина опился? – осторожно поинтересовался синеносый. – Города давно нет, какая дань?
Мошенник, который в одиночку не боялся шестерых разбойников, загадочно улыбнулся:
– Давным-давно, – начал он, когда все семеро расселись в тени высокой каменной башни, и фляга его со сладким вином, сделав круг, вернулась пустая, – когда благословенный Эрак еще не вздымал среди песков свой неприступный вал, а богатый Хорасан был лишь нищим поселением вокруг одного колодца, жил на свете великий воин Фуручи. Однажды надоело ему скитаться, и он решил осесть на одном месте. Прямо среди пустыни Фуручи ударил копьем – и возник источник. И вскоре вокруг него зашумел базар, и выросли дома. Богат и славен был город Санджапур, и все купцы восхищались этим благоуханным цветком пустыни. Не было города богаче, и не было людей счастливее, чем его жители. Но однажды перед городскими воротами появился нищий, умирающий от жажды. Он просил именами богов пустить его в город, или хотя бы дать ему напиться. Но, поскольку у нищего не было денег, жадный стражник не пустил его. И тогда нищий сказал: