Незаконным путем, вопреки почти единогласному мнению всех министров, втянув Россию в занятие Порт-Артура, гибельное для нас в военном отношении и хищническое с точки зрения международного права, бывший тогда министром иностранных дел гр. Муравьев весьма естественно негодовал против всякого луча света, могущего осветить назревавшие уже в то время грозные последствия его легкомысленных авантюр на Дальнем Востоке. Генерал Куропаткин придерживался, к сожалению, тех же взглядов; и на докладе о сообщении полковника Агапеева, как говорят, сделал надпись, что «такие взгляды могут высказывать лишь враги России»; автор этих взглядов был подвергнут гонению, и ему угрожал даже остракизм из Генерального штаба. И все это только потому, что он позволил себе высказать взгляд об опасном положении России на нашей далекой окраине и полном несоответствии там численности наших вооруженных сил в отношении поставленных им для осуществления государственных задач.
Неизвестно, насколько генерал Куропаткин изменил свой взгляд по этому вопросу после своей поездки в Японию в 1903 году, но заметных мероприятий по увеличению наших вооруженных сил на Дальнем Востоке не видно было и после этой поездки, – если не считать отправку двух бригад от 31‑й и 35‑й пехотных дивизий, произведенную в июне 1903 года «для испытания провозоспособности Сибирской железной дороги». По-видимому, предполагали, что эта мера произведет устрашающее действие на японское правительство и заставит его быть более сговорчивым, а на самом деле эта плохо замаскированная угроза, по ничтожности представляемой ею реальной силы, повлекла за собою результаты обратного свойства – заставила японское правительство бросить надежду на мирное улаживание переговоров, усилить свои вооружения и скорей перейти от слов к делу.
Какую силу могли представить собою две бригады с весьма слабым мирным составом, без запасов, без обозов, которых – как хорошо известно было японцам – не имелось также и на Дальнем Востоке? Вообще эта затея с «испытанием провозоспособности» и по замыслу, и по выполнению представляет собою вполне наивное бряцание оружием, которое в наше время международных отношений, учитывающих только действительные силы со всей аккуратностью, обусловливаемой важностью этого вопроса, не производит никакого действия. Еще в 1879 году, когда опасались войны с Англией после появления английской средиземной эскадры в Безикской бухте, правительство наше также задумало произвести диверсию по направлению к Индии со стороны Средней Азии; собран был небольшой отряд всех родов оружия под Самаркандом, и всеми мерами раздували значение и размеры задуманного похода, пренаивно полагая, что этот «Джамский поход» произведет на англичан надлежащее впечатление, и совершенно забывая при этом, что от Джама до границ Индии остается еще дистанция огромного размера, о которой англичанам хорошо известно. Конечно, в дипломатическом отношении результаты этой демонстрации были равны нулю, и памятником всей этой наивной затеи осталось огромное кладбище, выросшее на месте кратковременной стоянки Джамского отряда, большая часть которого легла в могилу жертвой свирепствующей здесь смертельной лихорадки.
В последнее время подобные дипломатические диверсии стали заменять «опытами провозоспособности». В первый раз такое испытание провозоспособности было произведено в 1900 году по Закаспийской и Мургабской железной дороге с одной из стрелковых бригад. Каковы были результаты этого опыта в области дипломатических сношений, покрыто мраком неизвестности; зато масса бесполезных жертв, унесенных смертельными лихорадками во время пребывания стрелков под Кушкинской крепостью, останется надолго в памяти стрелков, переживших этот бесплодный «опыт».