Через несколько минут в тени тополей ее окликнули по имени. Подошли двое мужчин и одна женщина, предъявили документы сотрудников Комитета государственной безопасности. Вскоре Мюллер была доставлена в Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР.
Мюллер пыталась возмущаться и протестовать, но вот из тайника черной лаковой сумочки извлечены шпионские материалы; письмо в Голландию с шифрованным тайнописным текстом свидетельствует о скрытой переписке Мюллер, при этом на явно подставной адрес и от вымышленного имени — обычный прием связи вражеских разведок.
На первом же формальном допросе она призналась в принадлежности к империалистической разведке, рассказала об обстоятельствах ее вербовки, о способах связи со своими шефами, указала, где хранятся средства тайнописи.
В указанных ею тайниках были изъяты шпионские материалы и снаряжение: несколько десятков листов секретных сведений, шифрблокноты, специальная тайнописная копирка, имеющая вид обычных листов чистой бумаги, западногерманский паспорт на вымышленную фамилию, подставные адреса иностранной разведки в Голландии и ФРГ, крупная сумма советских денег.
Следователь вместе с представителем МГБ ГДР методично и целенаправленно раскрывали преступную деятельность крупного вражеского агента. Мюллер признавалась во всем содеянном и «искренне» раскаивалась: ведь она так молода и самозабвенно любит русского инженера Крымова.
— Но это не мешало вам обрабатывать его и готовить на роль шпиона, — замечает следователь.
В начале своей шпионской карьеры Инге Мюллер подверглась такой же постепенной подготовке. Хозяйка ее берлинской квартиры вовлекла ее в общину евангелистов-лютеран. Религиозность не мешала Инге Мюллер заботиться о нарядах и туалетах, развлечениях, а заработанных денег, конечно, не хватало. Тогда Мюллер обратила в источник доходов свою молодость и привлекательную внешность, а потом ее без особого труда завербовали для работы на американскую разведку. Она служила переводчицей в ведомстве, снабжавшем продовольствием и фуражом советские войска в ГДР, и добывала секретные сведения о советских войсках. В дальнейшем она смогла пролезть на должность секретаря-переводчицы представителя ГДР в Совете Экономической Взаимопомощи. Разведка открыла на ее имя счет в банке.
В Западном Берлине шпионка перед выездом в Москву в течение нескольких дней на конспиративной квартире проходила обучение методам конспирации и тайнописи, сбора и хранения разведывательных сведений, была инструктирована о первоочередных шпионских задачах.
— Каким образом добывала секретные материалы? Это мне не составляло большого труда, поскольку я имела доступ на заседания СЭВ. Там я старалась запоминать наиболее важные сведения, а затем записывала их и накапливала в тайниках; при расшифровке стенограмм, при переводах протоколов заседаний я печатала лишний экземпляр и уносила с собой.
— Как платили? Хорошо, — цинично заявляет Мюллер. — Денег не жалели, на моем счету было уже более 10 тысяч западногерманских марок…
Суд Германской Демократической Республики приговорил шпионку к пожизненному тюремному заключению.
ГАЛАНТНЫЙ «ВОДОВОЗ»
В. Востоков
Вспоминается одно дело, возникшее в Казахстане. Оно начиналось так.
Однажды служебные дела привели меня в один из районов области, в совхоз «Красный луч». Директор совхоза в конторе принимал рабочих. Чтобы не мешать ему, я сел в сторонке на скамейку около окна и молча наблюдал за рабочими, обступившими стол директора. В кабинете стало сразу шумно. Я удивился, как в такой сутолоке директор мог решать деловые вопросы. Но, как видно, все шло хорошо, и люди, получив необходимые разъяснения, по одному покидали кабинет, громко хлопая дверью.
Мое внимание привлек посетитель, невозмутимо ожидавший своей очереди в противоположной стороне от меня. Среди толпившихся в кабинете людей он выделялся несколько необычными манерами. Я не сводил с него глаз. Он заметил мое любопытство и молча поприветствовал меня кивком головы. Когда отошел последний посетитель, мой незнакомец направился к директорскому столу. Мне не было слышно, о чем они говорили, но я видел, как он, почтительно наклонив голову, слушал директора. А когда он ушел и на прощание не забыл мне поклониться, я окончательно был им покорен.
— Кто это?
— Водовоз. Просил дров на зиму. Грамотный мужик, башковитый. Предлагали другую работу — отказался. А с дровами у нас целая проблема. Пришлось отказать.
Через неделю подошел конец моей командировке. Перед отъездом я зашел в райотдел госбезопасности. Начальник, майор Козинцев, уже немолодой человек, рассказал о делах, которыми был занят. В частности, упомянул о некоем Ли Ку из совхоза «Красный луч».
— Вот познакомьтесь с заявлением.
«В совхозе «Красный луч», в подсобном хозяйстве, работает Ли Ку, — сообщал заявитель. — Живет один. Думается, что он никогда не занимался физическим трудом и почему-то вдруг устроился водовозом. Никто из поселенцев его раньше не видел и не знал…»
Я рассказал начальнику райотдела о моей встрече с водовозом.
— Это он, — сказал Козинцев.
— Любопытно.
Сигнал о Ли Ку заслуживал пристального внимания. Иностранная разведка имела агентурную сеть на Дальнем Востоке и особенно в районах, откуда прибыли переселенцы.
Спустя некоторое время в «Красный луч» под видом инспектора заготовок был направлен капитан Тен, наш оперативный работник, владевший корейским языком. Находился он в совхозе недолго, но сделать успел многое. Так, он узнал, что Ли Ку родился в Благовещенске. Там учился в школе, а позже с родителями переехал во Владивосток. Здесь женился, жил на станции Посьет. Работал разнорабочим на вагоноремонтном заводе. Очень любил жену, но она от него ушла. Тогда он уволился с работы и уехал подальше от этого места.
— Значит, ложная тревога? — спросил я капитана.
— Пока не знаю, — ответил Тен. — По-моему, этот Ли Ку не кореец. В его речи проскальзывают выражения, не свойственные корейскому языку. Настораживают и его манеры. Он прибыл на поселение в одиночном порядке. Одним словом, личность Ли Ку заслуживает дальнейшей проверки… Конечно, я нисколько не удивлюсь, если допустим, он бегает, например, от алиментов…
Майор Козинцев после этой беседы стал регулярно извещать нас о поведении Ли Ку в совхозе. «Никуда не ездит. Почти ни с кем не общается. После работы копается в палисаднике, поливает цветы».
Мы сделали запрос в Благовещенск и Владивосток, попросили проверить имевшиеся там сведения о Ли Ку. Ответы пришли быстро. Они в деталях совпадали с известными нам данными о корейце-водовозе, но одно обстоятельство нас озадачило. Из Владивостока на наш запрос прислали фотокарточку Ли Ку, который умер три года назад, и даже справку о месте его захоронения. На фотокарточке был изображен, без сомнения, водовоз из «Красного луча». Тот же овал лица, разлет бровей, глаза…
— Теперь что ты на это скажешь? Полюбуйся на своего алиментщика.
— Чертовщина какая-то! — воскликнул капитан Тен. — Умер во Владивостоке и через три года воскрес здесь, за тысячи километров от своей могилы. Вот так покойничек! Неужели напали на нелегала?
— Не похоже. Слишком легкомысленно для разведки, чтобы она могла допустить такой прокол. Не будем спешить с выводами. Оформляйте, капитан, командировку в Приморье, — сказал я Тену.
Прилетев во Владивосток, он сразу же отправился на кладбище и с помощью сторожа отыскал нужную могилу. А когда сторож удалился, достал фотографию «водовоза», сличил ее с той, что была на надгробии. Точно, это он, Ли Ку. Тен внимательно осматривал заросший могильный холмик, серый надгробный камень. И вдруг за спиной услышал голос:
— Что вас интересует, товарищ капитан? Вы не первый, кто интересуется этим покойником. Он вам не родственник?
Сторож, маленький, сухонький старичок в поношенном ватнике, стоял в нескольких шагах от капитана.