И она развернула бурную деятельность. Продала за бесценок часть своих вещей, отослала кое-что матери в Литву и оставила себе только легкое пальто с двумя платьями, кофту и единственные туфли. Постаралась, не вызывая подозрений, поподробнее расспросить приезжую о ГДР, о пропускной системе, как оформляются билеты на самолет. Выяснила расписание рейсов, адреса отелей, иностранных дипломатических представительств в Берлине, как устроиться там на частную квартиру.
Одновременно она симулировала недомогание, дабы потом отсутствие ее на работе не сразу заинтересовало сослуживцев. Накануне решающего дня, чтобы выиграть время и получить свободу действий, она уговорила Хомякову поехать на озеро Рица и сама достала ей билет на эту экскурсию, в строго определенный день.
Наступило 28 апреля 1958 года.
Как обычно, в 8.00 отдыхающие занимают места на спортплощадке. Четкие команды, бравурные звуки аккордеона, и лечащееся «воинство», подбирая животы, строевым шагом, затем бегом, перестроениями и комплексом упражнений разгоняет кровь, повышает свой жизненный тонус. В этот день зарядка не заняла и десяти минут. Казлаускайте ушла в свой кабинет, переоделась. Сославшись на плохое самочувствие, перенесла на другое время процедурные занятия. На улице села в попутную машину и помчалась домой. Водителю она сказала, будто торопится в Москву к больной матери, и упросила обождать ее несколько минут у дома и подвезти в Адлер, в аэропорт.
В квартире никого не было — хозяйка на работе, а приезжая еще в шесть часов на целый день уехала на озеро Рица.
Быстро прошла в их комнату, по-хозяйски достала из гардероба чемодан и открыла его заранее подобранным ключом. На самом дне, под газетой, нашла документы.
На листе бумаги написала, что ввиду «сердечных дел» будет лишь к вечеру либо утром следующего дня.
В последнюю минуту она заколебалась. Антисоветские убеждения показались ей вздором: что ей, дочери сапожника, плохого сделала Советская власть? На что она обижена? Разве могла бы она в буржуазной Литве получить высшее образование? Разве могла бы иметь хорошую работу, благоустроенную комнату? Могла бы быть равноправным членом общества, пользоваться всеми благами своей отчизны?..
Но вот резко просигналила машина — водитель поторапливал свою пассажирку, спешившую к тяжелобольной матери. Жребий был брошен. Рейсом 14.03 Казлаускайте вылетела в Москву…
Судебное разбирательство но делу Казлаускайте было недолгим. Осознав всю тяжесть совершенного преступления, проклиная Балчайтите и своих зарубежных радионаставников, она чистосердечно во всем призналась и откровенно, ничего не утаивая, рассказала, как она попала в сети врагов и встала на преступный путь.
— Хитрые и коварные враги, — заявила она в последнем слове, — воспользовались моей доверчивостью и политической слепотой: где лестью и показной чуткостью, где ложью и прямым обманом они втянули меня в этот мерзкий антисоветский омут. Я знаю, что заслуживаю сурового наказания. Пусть этот тяжелый случай послужит уроком не только мне, но и всем доверчивым и легковерным.
ЧЕРНЫЙ ЧЕМОДАН
А. Мартынов, П. Крылов
В нашей стране, как известно, нет антагонистических классов, и разведкам противника не найти у нас классовых помощников для борьбы против СССР. Но они стремятся найти и использовать любые другие лазейки, отдушины.
Не последнее место в числе этих постоянно отыскиваемых врагами лазеек отводится болтовне, беспечности и ротозейству, которые свойственны иным гражданам. Поэтому поучительной кажется следующая история, расследованная органами государственной безопасности.
Дело было так. Генерал по привычке засиделся допоздна. Иного времени, как перед сном, для просмотра газет и журналов не оставалось. Телефонный звонок, прогремевший во втором часу ночи, не предвещал приятных известий.
— Товарищ генерал, докладывает дежурный майор Костюков. Сейчас от капитана Ковригина, из М., поступило сообщение о происшествии. Около одиннадцати часов вечера к ним прибыли нарочные, посылавшиеся в Москву: военнослужащие Еремин и Ветров. Они везли с собой из Москвы важные документы, содержания которых не знают. У прибывших в часть Еремина и Ветрова чемодана с документами не оказалось. Ничего вразумительно объяснить не могут.
На срочный запрос о содержании исчезнувших документов Москва ответила, что речь идет о документах большой секретности, содержащих государственную тайну.
— Срочно командируйте на место работников особого отдела Петренко, Васина и следователя Гришина. Ориентируйте их о происшедшем. С Ковригиным установите постоянную связь, — распорядился генерал.
Через несколько минут военный самолет с Петренко, Васиным и Гришиным на борту поднялся в ночное небо и взял курс на М.
Толчок. Посадка. Встретивший у трапа капитан Ковригин докладывает полковнику Петренко.
Оптимизма в его докладе мало. Опросом Еремина и Ветрова даже правдивую картину доставки выяснить пока не удалось. Еремин, который был старшим, что-то явно недоговаривает, изображает все в розовых тонах и отрицательно влияет на Ветрова. Тот несколько раз порывался дополнить рассказ подробностями, но под взглядом Еремина сбивался и умолкал. Так что пока, по их показаниям, охрана документов в пути была идеальная.
Промчавшись по спящим улочкам маленького города, машина доставила прибывших в штаб воинского соединения.
К утру, главным образом со слов Ветрова, обстоятельства поездки нарочных прояснились. Кое-что дал опрос пассажиров все еще продолжавшего свой путь поезда, с которого Еремин и Ветров сошли на станции, в тридцати километрах от города М.
Оказалось, что доставка протекала далеко не так безупречно, как изображал Еремин.
В Москве, в ожидании получения документов, Еремин не переставая бегал по магазинам. Купил ко дню рождения жены армянского коньяка и петровской водки. Покупками заполнил весь свой большой коричневый чемодан. Поэтому полученный для доставки опечатанный пакет он предложил положить в небольшой черный чемодан Ветрова, где было свободное место.
В двухместном купе, под стук колес, Еремин ощутил облегчение.
— Ну, теперь порядок! Все дела сделали. Можно культурно отдохнуть. Знаешь, Вася, — предложил он Ветрову, — давай-ка мы с тобой устроим королевский завтрак. С петровской водочкой.
— Не стоило бы, — сопротивлялся Ветров. — Больно груз у нас серьезный.
Но Еремин все же настоял на своем. Ветров, правда, воздерживался, пил мало.
По окончании трапезы Еремин отправился на поиски «приятной компании» для подкидного. Долго искать не пришлось.
Компания вскоре пополнилась еще двумя женщинами и двумя болельщиками из соседних купе.
Состав компании постоянно менялся. Игроки приходили и уходили, некоторые высаживались на остановках.
Из разговоров выяснилось, что одна из женщин тоже едет в город М., но не знает, как будет добираться туда от станции. Еремин великодушно пообещал ее довезти.
— За мной обязательно придет машина, — сказал он.
Машина за нарочными действительно пришла. С нею приехал, за старшего, лейтенант Павлов, который заодно рассчитывал встретить жену, приезжающую тем же поездом из Москвы.
Нашлись желающие использовать выезд еще более «уплотненно». Павлову пришлось выехать пораньше, получить заодно в нескольких местах культпросветимущество, а потом уже встречать жену, Ветрова и Еремина. О важности рейса Павлов ничего не знал.
Когда поздно вечером крытый легковой «газик», нагруженный картонками и свертками, прибыл на вокзал, до прихода поезда оставалась одна минута. Зная, что поезд будет стоять всего три минуты, лейтенант Павлов торопил шофера помочь встретить жену, прибывающую с большим багажом. Оба побежали по перрону к подходившему поезду. Убегая, шофер Климкин успел заметить, как на плохо освещенную привокзальную площадь влетела «Волга» и, круто развернувшись, встала справа от их «газика».
Когда Климкин и Павлов с женой, нагруженные чемоданами, подошли к машине, около нее стояли Еремин, Ветров и незнакомая женщина. В промежутке между «газиком» и «Волгой» на земле стояло несколько чемоданов. Два попутчика с поезда, помогавшие женщине донести ее большой багаж, поспешно попрощались и бросились к тронувшемуся поезду.