Я попал на железнодорожный транспорт. Окончил курсы. Работаю. Портрет мой висит на доске Почета.
Мне часто бывает стыдно за свое прошлое, поэтому в село хожу редко.
Вот несколько дней назад ехал домой. Вышел из вагона, остановился закурить и слышу разговор пассажиров. Один другому рассказывает, как какая-то женщина узнала в лицо бандеровца, убившего ее детей. Я остолбенел. Неужели, думаю, это меня кто-то узнал?! Потом успокоился — ведь детей я не убивал!
— Известно ли вам об убийстве в селе Луковцы трех детей Процкив? — спросил следователь.
— Нет, я об этом ничего не знаю. Если это и было, то, видимо, после моей явки с повинной.
Бушуев задал Поберейко еще несколько вопросов, уточнил некоторые интересующие его данные и на этом закончил беседу.
Бушуев не успел сесть за свой рабочий стол, как раздался телефонный звонок.
— Здравствуйте, товарищ капитан! Говорит председатель сельсовета Ивасюк.
— Здравствуйте, товарищ Ивасюк.
— Участковый Гриц уехал по служебным делам в другое село, а меня просил позвонить вам и передать, чтобы вы приехали к нам.
— Хорошо, товарищ Ивасюк, сегодня же буду. Ждите.
Следователь рассматривал документ, выданный в Донбассе на имя Маравы Ивана Григорьевича, 1920 года рождения. Его владелец живет и работает на одной из шахт Донбасса.
— Где вы, Гриц, взяли этот документ и чем он вызвал сомнение?
— Идем мы с председателем сельсовета товарищем Ивасюком по селу. Увидели незнакомого. Гражданин назвался Маравою, сказал, что приехал сюда в отпуск к родственникам жены. Извинился, что не поставил в известность сельсовет. Мне показалось, что он немного растерялся. Решили позвонить вам.
— Имеет сходство с описанным портретом?
— Нет, товарищ капитан… Но мне удалось уловить, как у него задрожала правая скула.
— Вы наблюдательный.
Дежурный вошел в кабинет и доложил, что пришла гражданка Марава.
— Пригласите!
Марава вошла в кабинет, поздоровалась и обратилась к участковому милиционеру:
— Муж не смог сегодня прийти, заболел. Вчера выпил лишнее, сами знаете, — в гостях находимся!
— Ничего, садитесь, пожалуйста, — предложил Бушуев. — Он что, крепко выпивает?
— Наоборот, пьет редко и немного, а вчера… Все просят выпей да выпей! Вот он и хватил лишку. Это первый раз!
— Давно вы поженились?
— Он работал вместе со мной на одной шахте. Там и поженились. Муж мой из соседней области. Его родителей, братьев и сестер убили бандеровцы, близких родственников у него нет… Он был вывезен немцами в Германию. Когда война окончилась, решил вернуться домой, но в пути узнал, что вся его семья погибла. Тогда он подался в Донбасс.
— Как отпуск?
— Хорошо. Спасибо. Мужу здесь очень нравится, даже не хочет никуда из села выезжать.
— Что же, отдыхайте!
— Спасибо. До свидания.
Не успела посетительница уйти, как участковый с недоумением спросил Бушуева:
— Зачем вы отдали паспорт? Нужно было бы с самим Маравой побеседовать!
— Так будет для них спокойнее, товарищ Гриц.
— Ясно…
Бушуев приехал в село Миреньки. Семью Маравы он нашел быстро. Поговорив с членами семьи, узнал, что один из братьев, Иван, 1920 года рождения, действительно был вывезен в Германию. Оттуда он писал письма. В последнем письме, уже после окончания войны, сообщил, что возвращается домой, что по дому очень соскучился, но он так и не возвратился, и никто не знает, где он находится. Отца летом 1948 года убили бандеровцы. Мать, две сестры, Анна и Галина, и брат Василий живут на прежнем месте.
Бушуев интересовался письмами Ивана, но они не сохранились. Осталась только фотокарточка, и то большой давности. Лицо, которое смотрит с этого фото, как будто имеет сходство с Иваном Маравой, который приехал в отпуск.
Дома Бушуева ожидал ответ из Донбасса: Марава работает на шахте с 1949 года.
В сельсовете Бушуев застал Кочубеева за беседой с незнакомым мужчиной. Незнакомцу можно было дать лет сорок — сорок пять; он был крепкого телосложения, выше среднего роста; вьющиеся светлые волосы зачесаны назад; правильные черты лица; над глазами — большие густые брови; когда они опускаются, лицо становится хмурым.
— Сергей Петрович, — обратился Гриц к Бушуеву, — это Иван Григорьевич Марава. Рассказывает мне про жизнь шахтерскую.
Бушуев незаметно заглянул в папку, сравнивая Мараву с портретом, полученным от родственников.
— Завтра уже уезжаете? — спросил участковый Мараву.
— Собирались побыть здесь недели две, но заболел. Желудок болит… Я попортил его еще в немецком рабстве…
— Скажите, Иван Григорьевич, а в родные места не тянет? Давно в своем селе не были? — поинтересовался Гриц.
— Давно… С 1942 года, когда был угнан в Германию. Откровенно говоря, раньше думал вернуться, а сейчас уже отвык от села. Родителей нет — замучили бандеровцы.
— Большая была семья?
Марава подробно рассказал о матери, сестрах и брате, назвал такие их приметы и такие детали, каких не заметил даже опытный Бушуев. Марава рассказал, где стоял дом, куда выходили окна и в каком направлении течет через село речка.
Сомнения как будто рассеивались. Надо было провести еще одну, уже последнюю проверку — встречу Маравы с братом или с сестрами, а может быть, и со всеми вместе.
Дать телеграмму — и можно, наверное, порадоваться счастью людей, которые встретятся после стольких лет разлуки.
— Каким транспортом едете? — спросил следователь.
— Вечерним поездом.
В дверь кто-то постучал. В комнату вошла женщина. Она весело поздоровалась. Затем извинилась, что прервала беседу, внимательно осмотрела всех, как будто искала знакомого.
— Могу ли я видеть председателя сельсовета? — спросила она.
— Его сейчас нет, — ответил Бушуев.
Женщина опять внимательно посмотрела на каждого.
— Вы по служебным делам, гражданочка? — спросил участковый.
— Не на свиданье же! — засмеялась она.
— Подождите его, хотя бы вот тут, — предложил Бушуев. И проводил женщину в другую комнату.
— Сергей Петрович, это не он, я его в вагоне не видела.
Поблагодарив Галину Степановну, Бушуев возвратился.
— Мне уже, может быть, можно идти, — не то сказал, не то спросил Марава, — а то жена, наверное, волнуется. Собираться уже надо…
— Пошли и мы, — сказал Бушуев.
Бушуев, Марава и Кочубеев вышли из сельсовета и все вместе зашагали по улице села. Не успели они отойти и ста метров, как встретили женщину. Уставившись на Мараву, она с удивлением произнесла:
— Смотрите! С кем вы идете? Да это же бандеровец Разумный, он убил моего отца. Ты что ж, сволота, тут разгуливаешь?!
— Вы с кем-то меня спутали! — выкрикнул Марава.
— Ах ты изверг! Товарищ участковый! Задержите его, иначе я буду на вас жаловаться!
Вмешался Бушуев. Он успокоил женщину, а потом пригласил всех в сельсовет.
— Скажите, кто вы такая и откуда знаете этого гражданина?
— Моя фамилия Скороход, звать Пелагея Николаевна. Я живу на хуторе, недалеко от этого села. Родом я из другого села, километров пятьдесят отсюда. А кто вы такой?
— Я следователь органов государственной безопасности.
Бушуев заметил, как Марава с удивлением посмотрел на него. Обращаясь к Скороход, Бушуев спросил:
— Откуда вы знаете гражданина Мараву?
— Кто вам сказал, что он Марава? Никакой он не Марава, он бандеровец Разумный, фамилия у него другая, а сам он из села, от которого до моего родного села не больше тридцати километров! Тьфу, не вспомню сейчас, как оно называется!
Марава сидел и слушал, как будто все сказанное его совершенно не касалось.
— Вы назвали его убийцей вашего отца? Когда и где произошло это убийство?
— Весной 1947 года, на троицу. Вечером к нам в дом пришел со своей боевкой вот этот… Одет он был в форму советского офицера, стал требовать, чтобы всем им дали водки и закуски. А мой отец — он был тогда финагентом при сельсовете — ответил: «Для немецкого охвостья у меня ничего нет! Вы лучше бы явились с повинной и работали, как все честные люди!» Разумного это взбесило. Он подошел к отцу, приложил пистолет к его виску и, выкрикнув: «Смерть предателю украинского народа!» — выстрелил. Отец упал на пол. Все мы бросились к нему, а этот бандюга со своими собаками начали искать принадлежащие сельсовету деньги, которые отец якобы хранил дома… Разрешите, товарищ следователь, спросить его, за что он убил моего отца?