Этот оригинальный попутчик очень забавлял пассажиров. Особенно веселил он детей. На каждой станции, перед отправлением поезда, он заставлял свою великолепную собаку калли[5] прыгать в вагон через открытое окно. Собака по команде совершала это упражнение, перепрыгивая через нагнувшегося лорда. После этого она гордо усаживалась на свое место.
В Тайчине поезд простоял всю ночь и тронулся с места лишь к полудню следующего дня. Время от времени он проносился мимо горевших лесов. В дыму солнце казалось ярко-оранжевым шаром.
Во время сухого лета сибирская тайга постоянно выгорает на большие пространства. Раз начавшись, пожар продолжается целыми неделями, и никто не делает никаких попыток приостановить движение огня.
— Он прекратится сам собой! — говорят местные жители.
Вечером прибыли мы в Красноярск. По 925-метровому железному мосту переехали мы через многоводный Енисей.
Длина Енисея 5200 километров. Он несется с монгольских гор и вливается в Северный Ледовитый океан. Не малый путь проделывает он! Уже севернее Красноярска Енисей почти повсюду достигает двух километров ширины. В устье же ширина его превышает пятьдесят километров.
Одиннадцатого мая к вечеру мы прибыли в Иркутск и занялись дальнейшей подготовкой к экспедиции.
Иркутск довольно красивый город, расположенный у реки Ангары, замечательной поразительной прозрачностью своих вод. Источники ее текут с гор, и воды их фильтруются в Байкальском озере.
VI. ОЗЕРО БАЙКАЛ
Снаряжение экспедиции задержало нас в Иркутске еще на несколько дней. Благодаря этому мне, вместе с лордом Клиффордом, удалось совершить поездку на Байкальское озеро.
Мы явились на станцию Байкал вечером и прежде всего осмотрели стоявший у пристани ледокол того же названия. Он служил в то время и паромом, — перевозил через озеро направляющиеся в Забайкалье поезда, так как Кругабайкальская дорога тогда еще не была открыта.
Ледокол этот разбивает лед в метр толщиной. Машины его развивают 3750 лошадиных сил. Второй подобный же ледокол „Ангара” находился, во время нашего пребывания на озере, у станции Мыссовой, на южном его берегу.
Байкал или Далай-Нор, „святое озеро”, как его называют киргизы, окружен живописными горами. Часть этих гор покрыта лесами. Он является самым глубоким на земле озером (около 1 500 метров). Поверхность его превышает 34000 квадратных километров. Таким образом он является третьим по величине озером Старого света. Лишь оба африканские озера — Виктория-Ниана и Танганайка — превышают его своими размерами.
По мнению геологов, Байкальское озеро обязано своим возникновением опусканию земной коры. Горы, окружающие его, состоят, главным образом, из изверженных пород: сиенитов, порфиров и базальтов. Давность происхождения озера подтверждается и его фауной—животным населением.
Кроме особого вида тюленя (Phoca baicalensis) озеро дает приют богатой рыбной фауне. В его водах обитают многие виды лосося, подымающегося в период икрометания во впадающие в озеро реки. Лишь в одном Байкале водится особая рыба „коломянка” (Comephorus baicalensis). Она держится на глубине, не превышающей пятисот метров. Длина ее достигает четверти метра. Мясо считается лакомством. Особенно интересно ракообразное население озера, дающее поразительное богатство видов.
Мы наняли стоявший у пристани маленький паровой катер, запаслись провизией и провели на нем весь этот великолепный вечер. Огромная голубая поверхность озера была совершенно неподвижна. В кристально-чистой воде резвились многочисленные рыбы. Даже на глубине 10—12 метров можно было рассмотреть на дне озера самый маленький предмет и наблюдать движения водяных животных. Только поздно вечером решились мы, наконец, спуститься на отдых в маленькую каюту.
На следующее утро наш маленький пароходик пришел в движение лишь только солнце бросило на озеро свои первые лучи. Мы ехали вдоль отвесного обрывающегося южного берега Байкала. Горы, его образующие, покрыты до самых вершин темными, суровыми сосновыми лесами. Кое-где над ними подымались облака тумана. На склонах разбросаны огромные глыбы камней. Глубокие ущелья чередуются с истрескавшимися утесами, острия которых были сейчас позолочены утренним солнцем. На востоке блестели в прозрачном воздухе белые вершины Яблонового хребта.
Перед нами подымались все новые и новые стаи бакланов (Phalacrocorax carbo). Тяжело летели они над озером и скоро вновь опускались на его зеркальную гладь. Различные виды больших и малых чаек с криками грациозно рассекали воздух. На местами болотистом берегу цапли безмолвно подстерегали свою добычу.
Байкальское озеро простирается с юго-запада на северо-восток в форме полумесяца. Наиболее высокие горы его южного берега достигают 2 250 метров высоты. Пароходик наш повернул обратно, к пристани, перед дельтой Селенги, вливающей в Байкал свои несущиеся из гор Западной Монголии воды. Еще до полудня мы вышли на берег и попрощались с этим прекрасным озером. К вечеру почтовые лошади снова доставили нас в пыльный Иркутск.
VII. ОТЪЕЗД ИЗ ИРКУТСКА
Из Иркутска мы выехали в тарантасе. Туда были положены матрацы, подушки и одеяла. Нам предстояло ехать трое суток, и мы надеялись, что все эти приспособления, вместе с мягкой и свежей соломой, дадут нам возможность хоть сколько-нибудь спать в дороге. Тарантас имел верх, довольно хорошо защищающий от непогоды, и был бы сносным „экипажем” для дальних путешествий, если бы не имел одного большого неудобства: полного отсутствия рессор. Кузов его покоился на двух толстых совершенно не гибких жердях. Спереди и сзади эти жерди были прикреплены к осям колес. Таким путем достигалась большая устойчивость, необходимая при поездках по скверным дорогам. В тарантас была запряжена тройка лошадей, звонко побрякивающая своими колокольцами.
Тарантас и телега для поклажи были наняты нами на все 360 километров от Иркутска до Чигалова, где мы должны были пересесть на пароход.
Лошадей же мы должны были сменять на станциях, находившихся одна от другой на расстоянии 25—30 километров...
— Э... Э... Эй... С богом! — крикнул кучер и прищелкнул языком.
Лошади рванули, и тарантас запрыгал, а мы в это время старались поудобнее улечься в нашем „ящике пыток”.
Быстро мчались мы по улицам Иркутска. Рытвины следовали друг за другом, в особенности в предместье, которое мы пролетели шумным галопом. Телега так ужасно подскакивала, что разговаривать было совершенно невозможно. Попытка заговорить могла стоить потери нескольких зубов или части языка.
Нашего кучера, однако, очень мало беспокоило то, что мы, как резиновые мячи, подпрыгивали на каждом ухабе. Он, как ни в чем ни бывало, горланил, присвистывал и жестикулировал, погоняя своих лошадей. Как хотелось нам иметь уже позади себя расстилавшуюся теперь перед нами бурятскую степь!
Когда мы проехали несколько километров, дорога немного улучшилась. На одном из придорожных холмиков виднелся крест. Ямщик рассказал, что в этом месте были ограблены и убиты какие-то путешественники. Эти попадавшиеся от времени до времени придорожные кресты напоминали о том, что нужно быть все время на чеку.
Мысль о том, что нам могут воздвигнуть кресты в бурятской степи, мало нас соблазняла.
Кругом раскидывалась степь, ровная, однообразная. Лишь от времени до времени виднелись узкие, высыхающие в это время года ручьи, поросшие по краям жидким кустарником. Нигде, насколько хватало глаз, не видно было ни леса, ни отдельного деревца.
Единственные люди, повстречавшиеся нам в начале пути, были двое всадников, ехавшие в противоположном направлении. Это были, судя по их монгольскому типу, местные бурята, гнавшие в Иркутск, на убой, стадо быков.
Над нами вились лишь вороны да коршуны. Вдали от времени до времени виднелись охраняемые конными пастухами стада лошадей или овец.
На следующее утро, вдали за холмами, показались голубоватые горы. Кучер подтвердил, что это цепь холмов, идущая от с. Качугского по правому берегу верхнего течения Лены.