— Да, да… Верно, — поторопился поддержать, успокоить друга Сергей. — Скажите, вот тот холмик с крестом… Там похоронен кто-нибудь?
Косьян долго смотрел на Сергея, но с ответом не спешил. Потрогав носком сбитого сапога отполированный выступ корня, он вздохнул, чуть касаясь волос, провел ладонью по голове притихшей Ленки и только тогда заговорил:
— Ползунков к Верухе со всех деревень сюда свозят. И чтут ее за это, как матерь. Сколько через ее руки нашего народа прошло, подумать, так не сочтешь. Цельный год почитай вокруг Верухи детишки роятся. И как ни тяжко ей порой, однако, видать, великое в том утешение она для себя черпает… Оттого, понимать надо, душа ее ликует и очищается. А в наши годы — главная забота и последняя — душа и совесть чистая. Еще Веруха очень кладбища навещать уважает. Однако далече — самой не добраться. А людей просьбами отягощать она совестится. Детишки, какие распрекрасные ни на есть, однако взрастают, разбегаются. Вот и придумала Веруха себе… эту вроде как усыпальницу. Крест мы ей тут поставили. Как не уважить? Так вот от ползунков, что особо ей в душу запали, разные безделки она собирает. И в коробочки прячет. Железные такие коробочки — от конфет да от чая… Наберет коробочку, да в холмик и зароет. И себя здесь похоронить завещала. С несмышленышами своими игры тут Веруха хороводит. Хорошо вокруг. Привольно…
И привиделось Сергею цветущее поле льна в синих, святых цветах…
По яркому сине-голубому простору весело катятся высокие койки. А на койках разудалые Катька и Гурум, Вовка и Галина, Марик и Ольга, Гюли и Федор… Размахивают картонными саблями, заливаются песнями.
Койки катятся все быстрее. Растут на глазах, поднимаются на дыбы. Ребятишки спрыгивают в синие цветы и бегут, легко, вприпрыжку, горланя и смеясь… А вслед им в белых халатах нараспашку несутся по полю, улыбаются Маша и Верок, Паша и Татьяна, Борис Борисович и Евгения Николаевна… Все, с кого начиналась его жизнь.