— Верок, не фулигань! — смахивая пот, добродушно ворчала тусклая нянька Поля с бельмом на левом глазу. — Замордуешь парня, он со страху и не женится потом…
— Это он-то не женится?! — закатывалась Верок. — Во, дуреха отчебучила! Не женится… Это Гурум-то наш! Да он в самую охотку! Хучь завтра!
Бестолковой горой переваливалась от коек к столам дурная от жары Паша, Всхрипывала, отмахивалась.
— Куды ты руки суешь? Ну куды? Ошпаришься, как есть!.. Чего тебе, идол?.. Я те брызну, я те брызну!.. Во саранча-то скаженная!.. Куды таз-то задевали?.. Во нечистая сила!..
— Меня нельзя из кроватки вынимать, — рассудительно объясняла кривобокой Фене невозмутимая Галина, распуская бронзовую косу.
— Позвоночная, что ли? — вздыхала, сокрушаясь, Феня.
— Да, — с вежливой гордостью кивала Галина. — У меня четыре позвонка поражены… Если вам нетрудно, подвезите меня, пожалуйста, вон к тому холодному крану, Я очень люблю холодную воду трогать, когда она льется. Не волнуйтесь — я не обрызгаюсь. Вы только, пожалуйста, кран чуть-чуть приверните…
Взламывались, лопались звуки, полыхали высвеченные солнцем волосы, визжали капли.
— Вот худобушка разнюнилась… А к чему это? К чему? — возясь с непослушными, скрипучими весами, уговаривала куксившуюся Ольгу нянька Поля. — Уж маются с тобой, маются, пичкают тя, пичкают… А ты все зеленая да в недовесе…
— Зубы-то где проел? — прихохатывала Верок, нахлобучивая шапку мыльной пены на голову Вовки. — Небось на конфетах мамкиных? Ну не ершись! Не дуйся! Я ж шучу, паря. Зубы-то молочные у тебя повыкатывались. А на их месте знаешь какие заведутся? Получше мово золотого!
Ополоснув шайку, окатила Вовку теплой водой, перекрывая клеенкой бинты от брызг. Подхватилась, закрутила таз над головой, отбила торобушку…
— Эх, парку бы вам ядреного, с березовым веничком, — вздыхала, закутывая Катьку в простыню, озабоченная Феня. — Вмиг бы косточки прогрелись…
— Неча, неча сырую дуть! — Выхватила из рук Сергея кружку, разом опрокинула в себя, затрясла обвисшими щеками в свекольных прожилках недовольная Паша…
А Верок уж промчалась от одного к другому, пошептала, похихикала что-то над столами. И началось.
— Паша, мне мыло за гипс течет! — первой заорала Катька.
— А мне в глаза попало, — захныкал Федор.
— Нянь Паш, я утку хочу! — требовал Гурум.
— У меня бинт размотался! — канючил Марик.
Очумелая Паша, бесполезно шарахаясь на крики, ничего толком не успевала даже начать.
А Верок за ее спиной колдовала, похохатывала, вовлекая в игру все новых и новых ребятишек. Улучив момент, подхватила таз с холодной водой, пристроилась за спину Паше, подтанцовывая, пошла за ней шаг в шаг, строя уморительные рожи.
— Паша, скорей! — пронзительно завизжала Гюли в затылок проплывавшей мимо няньки.
Паша резко обернулась, налетела на таз Верка, опрокинула воду себе на грудь.
Радость брызнула. Рванулась из глоток. Множась, разбросалась по необъятной банной. Завопила разгульную частушку Верок.
— Да не путай! Не путай ты нас! — распалясь ни на шутку, перекрикивал Сергей Вовку. — Марика родители не забирали. Он в Омск с Катькой второй раз эвакуировался! Правильно?
— Верно, — кивнула Катька. — Марика вместе со мной вторично эвакуировали.
— Ну да, да! — закивал Вовка. — Насчет Марика я ошибся. Точно. Я его с Волькой спутал… Как только нас в санаторий вернули, первой Ольку Уколову мать забрала. Помните?
— Верно, верно, — заторопилась Катька. — А за Ольгой вслед Вольку увезли… Потом за Сергеем приехали… А тебя мать чуть ли не самого последнего увезла, — уточнила Катька.
— Точно! Адрес наш затеряли, поэтому так долго она за мной и не приезжала…
— А я вот никак вспомнить не могу, на чем нас обратно… из той деревни в Москву везли, — признался Сергей.
— На санитарных военных машинах, — подсказала Катька.
— Умница! Все помнишь! — закричал Вовка, машинально шаря по карманам. — Лен, ты у меня спички не брала?
— Держи.
— Спасибо. Машины точно военные, крытые были. Это я отлично помню… Рядом со мной Верок ехала. Контузило ее тогда во время бомбежки…
— Я помню, — негромко поддержала его Катька.