В сиреневой сторожке

Конан-Дойль Артур В сиреневой сторожке

Артур Конан-Дойль

В Сиреневой Сторожке

1. НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ С МИСТЕРОМ ДЖОНОМ СКОТТ-ЭКЛСОМ

Я читаю в своих записях, что было это в пасмурный и ветреный день в конце марта тысяча восемьсот девяносто второго года. Холмс, когда мы с ним завтракали, получил телеграмму и тут же за столом написал ответ. Он ничего не сказал, но дело, видно, не выходило у него из головы, потому что потом он стоял с задумчивым лицом у огня, куря трубку, и все поглядывал на телеграмму. Вдруг он повернулся ко мне с лукавой искрой в глазах.

-- Полагаю, Уотсон, мы вправе смотреть на вас как на литератора, -- сказал он. -- Как бы вы определили слово "дикий"?

-- Первобытный, неприрученный, затем -- странный, причудливый, -- предложил я.

Он покачал головой.

-- Оно заключает в себе кое-что еще, -- сказал он: -Скрытый намек на нечто страшное, даже трагическое. Припомните иные из тех рассказов, посредством которых вы испытываете течение публики, -- и вы сами увидите, как часто под диким крылось преступное. Поразмыслите над этим "делом рыжих". Поначалу оно рисовалось просто какой-то дичью, а ведь разрешилось попыткой самого дерзкого ограбления. Или эта дикая история с пятью апельсиновыми зернышками, которая раскрылась как заговор убийц. Это слово заставляет меня насторожиться.

-- А оно есть в телеграмме?

Он прочитал вслух:

-- "Только что со мной произошла совершенно дикая, невообразимая история. Не разрешите ли с вами посоветоваться?

Скотт-Эклс.

Чаринг-Кросс, почтамт".

-- Мужчина или женщина? -- спросил я.

-- Мужчина, конечно. Женщина никогда бы не послала телеграммы с оплаченным ответом. Просто приехала бы.

-- Вы его примете?

-- Дорогой мой Уотсон, вы же знаете, как я скучаю с тех пор, как мы посадили за решетку полковника Карузерса. Мой мозг, подобно перегретому мотору, разлетается на куски, когда не подключен к работе, для которой создан. Жизнь -- сплошная пошлость, газеты выхолощены, отвага и романтика как будто навсегда ушли из преступного мира. И вы еще спрашиваете, согласен ли я ознакомиться с новой задачей, хотя бы она оказалась потом самой заурядной! Но если я не ошибаюсь, наш клиент уже здесь.

На лестнице послышались размеренные шаги, и минутой позже в комнату вошел высокий, полный, седоусый и торжественно благопристойный Господин. Тяжелые черты его лица и важная осанка без слов рассказывали его биографию. Все -- от гетр до золотых его очков -- провозглашало, что перед вами консерватор, верный сын церкви, честный гражданин, здравомыслящий и в высшей степени приличный. Но необыденное происшествие, как видно, возмутило его прирожденное спокойствие и напоминало о себе взъерошенной прической, горящими сердитыми щеками и всей его беспокойной, возбужденной манерой. Он немедленно приступил к делу.

-- Со мной произошел очень странный и неприятный случай, мистер Холмс, -- сказал он. -- Никогда за всю свою жизнь я не попадал в такое положение. Такое... непристойное, оскорбительное. Я вынужден настаивать на каком-то разъяснении. -- Он сердито отдувался и пыхтел.

-- Садитесь, мистер Скотт-Эклс, прошу, -- сказал успокоительно Холмс. -- Прежде всего позвольте спросить, почему вообще вы обратились ко мне?

-- Понимаете, сэр, дело тут явно такое, что полиции оно не касается; и все же, когда вы узнаете все факты, вы, конечно, согласитесь, что я не мог оставить это так, как есть. На частных сыщиков, как на известную категорию, я смотрю неодобрительно, но тем не менее все, что я слышал о вас...

-- Ясно. А во-вторых, почему вы не пришли ко мне сразу же?

-- Позвольте, как вас понять?

Холмс поглядел на часы.

-- Сейчас четверть третьего, -- сказал он. -- Ваша телеграмма была отправлена в час дня. Между тем, посмотрев на вашу одежду и на весь ваш туалет, каждый скажет, что нелады у вас начались с первой же минуты пробуждения.

Наш клиент провел рукой по своим нечесаным волосам, по небритому подбородку.

-- Вы правы, мистер Холмс. Я и не подумал о своем туалете. Я рад был уже и тому, что выбрался из такого дома. А потом я бегал наводить справки и уж только после этого поехал к вам. Я обратился, знаете, в земельное агентство, и там мне сказали, что мистер Гарсия платит аккуратно и что с Сиреневой Сторожкой все в порядке.

-- Позвольте, сэр! -- рассмеялся Холмс. -- Вы совсем как мой друг, доктор Уотсон, который усвоил себе скверную привычку вести свои рассказы не с того конца. Пожалуйста, соберитесь с мыслями и изложите мне в должной последовательности самое существо тех событий, которые погнали вас, нечесаного, в непочищенном платье, в застегнутых наискось гетрах и жилете, искать совета и помощи.

Наш клиент сокрушенно оглядел свой не совсем благопристойный туалет.

-- Что и говорить, мистер Холмс, это должно производить неприятное впечатление, и я не припомню, чтобы когда-нибудь за всю мою жизнь мне случилось показываться на людях в таком виде; но я расскажу вам по порядку всю эту нелепую историю, и, прослушав меня, вы, я уверен, согласитесь, что у меня есть достаточное оправдание.

Но его прервали, не дав даже начать рассказ. В коридоре послышался шум, и миссис Хадсон, отворив дверь, впустила к нам двух крепких, военной осанки, мужчин, одним из которых оказался наш старый знакомец инспектор Грегсон из Скотленд-Ярда, энергичный, храбрый и при некоторой ограниченности все же способный работник сыска. Он поздоровался с Холмсом за руку и представил ему своего спутника -- полицейского инспектора Бэйнса из графства Суррей.

-- Мы вместе идем по одному следу, мистер Холмс, и он привел нас сюда. -- Он навел свой бульдожий взгляд на нашего посетителя. -- Вы мистер Джон Скотт-Эклс из Попем-хауса в Ли?

-- Он самый.

-- Мы вас разыскиваем с раннего утра.

-- И нашли вы его, конечно, по телеграмме, -- сказал Холмс.

--Точно, мистер Холмс. Мы напали на след в Чаринг-Кроссе, на почтамте, и вот явились сюда.

-- Но зачем вы меня разыскиваете? Что вам от меня нужно?

-- Нам, мистер Скотт-Эклс, нужно получить от вас показания о событиях, которые привели этой ночью к смерти Господина Алоисио Гарсии, проживавшего в Сиреневой Сторожке под Эшером.

Наш клиент с застывшим взглядом выпрямился в кресле, и вся краска сбежала с его изумленного лица.

-- Умер? Он, вы говорите, умер?

-- Да, сэр, он умер.

-- Но отчего? Несчастный случай?

-- Убийство, самое несомненное убийство.