Однако, рано или поздно, но весна все же наступила, и усердно вырытые землекопами могилы были готовы принять в себя девять жертв безжалостной старухи с косой, которые покорно дожидались своего часа, лежа во временной гробнице. Что до Берча, то он, всеми фибрами души презирая и ненавидя процедуру предстоящей перевозки и погребения покойников, также одним хмурым апрельским утром был вынужден приступить к выполнению своих обязанностей. Впрочем, работу свою он прекратил еще до полудня якобы по причине сильного дождя, который, как он заявил, раздражал его лошадь, и потому успел предать земле лишь одного-единственного покойника. Это был девяностолетний Дариус Пек, могила которого, естественно, находилась чуть ли не в двух шагах от склепа. Про себя Берч решил, что на следующий день примется с утра за маленького старичка - Мэттью Феннера, могила которого также располагалась относительно неподалеку. Впрочем, и этим его планам не суждено было сбыться целых три дня - вплоть до окончания великой страстной пятницы, то есть аж до пятнадцатого числа. Не будучи суеверным человеком, он в общем-то довольно безразлично относился ко всевозможным церковным датам и наотрез отказался заниматься в тот день сколь-нибудь серьезными делами. Однако следует признать, что события именно того памятного вечера самым серьезным образом изменили и самого Джорджа Берча, и всю его последующую жизнь.
Отложив таким образом на время все заботы о похоронах, Берч, чтобы подготовить к траурной процедуре тело Мэттью Феннера, поехал в открытом фургоне по направлению к склепу. То, что он был при этом не вполне трезв, Берч и сам впоследствии признал, хотя в то время его еще нельзя было назвать горьким пьяницей, коим он стал впоследствии, да и то единственно с целью вытравить из души некоторые жуткие воспоминания.
В общем, он был всего лишь немного навеселе, но при этом особенно беспечен, и потому безудержно погонял лошадь, которая беспрестанно оглашала окрестности своим ржанием, била копытами, крутила головой, и вообще вела себя так же, как и в тот день, когда ее якобы сильно раздражал апрельский дождь. Погода на сей раз выдалась отменная, хотя и дул сильный ветер, и потому Берч искренне обрадовался, когда наконец добрался до своего убежища, открыв замок железной двери и войдя в сооруженный в толще холма склеп.
Любой другой человек, возможно, отнюдь не возрадовался бы, оказавшись в сыром, зловонном помещении, заставленном восемью беззаботно размещенными гробами, но Берч в те дни проявлял ко всему чуть ли не демонстративное безразличие, и волновало его лишь то, как бы не напутать в главном, и отвезти нужный гроб к нужной могиле. Он отнюдь не забыл те упреки, которые были высказаны в его адрес, когда родственники Ханны Биксби, пожелавшие перевезти ее тело в тот город, куда они сами переселялись, в самый последний момент обнаружили рядом с ее мраморной плитой гроб с телом судьи Кэпвелла.
В склепе было довольно темно, но Берч обладал отменным зрением, а потому не прихватил по ошибке гроб с телом Эйсафа Сойера, хотя он действительно очень походил на тот, который был ему нужен. Первоначально он сделал этот гроб для Мэттью Феннера, но затем забраковал его как слишком корявый и непрочный, поскольку в те дни душу его переполняли сентиментальные воспоминания о том, сколь добр и щедр был по отношению к нему старина Мэтт, когда сам Берч пять лет назад испытал горечь банкротства. Таким образом, он предоставил для Феннера свой лучший образец, однако стремление быть экономным не позволило ему выбросить забракованное изделие, и потому он решил использовать его для Эйсафа Сойера, скончавшегося от жестокой лихорадки. Сойер никогда не пользовался особой любовью окружающих, и вся округа была переполнена бесконечными историями о его почти бесчеловечной мстительности и липкой злопамятности по поводу тех или иных людских проступков и слабостей - как реальных, так и вымышленных. В отношении старого Эйсафа Берч не испытывал ни малейших угрызений совести, выделяя для него небрежно сколоченный из подгнивших досок ящик, который он сейчас оттолкнул от себя подальше в поисках гроба с телом Феннера.
Именно в тот момент, когда он наконец отыскал то, что ему было нужно, дверь от резкого порыва ветра захлопнулась, оставив Берча стоящим в сумерках, еще более густых, чем прежде. В узкую фрамугу над дверью внутрь проникала лишь малая толика света, а располагавшееся рядом с ней отверстие вентиляционной трубы не пропускало его вовсе, а потому Берчу не оставалось ничего иного, кроме как самым кощунственным образом, ощупью и спотыкаясь, пробираться среди длинных ящиков в направлении двери.