Изобразив на красивом лице фальшивую улыбку, Виола кивнула.
— Как вам угодно, ваша светлость.
— Прошу прощения, леди, — сказал Ян, с чувством искреннего облегчения предлагая Виоле локоть.
Избегая смотреть на него, она осторожно коснулась затянутой в перчатку ладонью его руки, и он повел ее прочь от безопасного круга подруг к выходящим на юг открытым стеклянным дверям.
— Куда вы меня ведете? — сдержанно спросила она, когда они вышли на балкон.
— Я подумал, что нам не помешает немного свежего воздуха и уединения, — ответил он спустя некоторое время.
— Не помешает чему?
Он вздохнул.
— Неужели обязательно всегда со мной спорить, Виола?
К удивлению герцога, она не ответила, продолжая держаться так же сухо и чопорно и шагать на приличном расстоянии от него.
Прохладный ветерок ободрил его, помог ровнее дышать, немного расслабиться и сосредоточиться на том, что он хотел сказать, хотя понятия не имел, с чего начинать. Виола решила проблему за него, внезапно высвободив руку и быстро отойдя к балконной стене.
— Чего вы хотите, Ян? — настороженно спросила она, поворачиваясь к нему лицом.
Он замер перед ней и спрятал руки в карманы сюртука. Собравшись с духом, он прошептал:
— Вы сегодня прекрасно выглядите.
Виола криво улыбнулась.
— Спасибо. Но ведь вы привели меня сюда не для того, чтобы об этом сказать.
— Нет. — Он бросил взгляд на лужайку под ними, заметив, что лакеи зажигают факелы, отгоняя наступавшую темноту. Потом снова посмотрел в глаза Виоле и серьезным тоном спросил: — Как вы?
Она повела бровями.
— Спасибо, хорошо.
Ее вежливость начинала раздражать.
— Перестаньте жеманничать, Виола.
— Чего вы хотите, Ян? — повторила она, не скрывая собственного раздражения.
Он приблизился на шаг и заглянул ей в лицо. Наконец он хрипло проговорил:
— Думаю, я хочу извиниться.
От этого признания Виоле явно стало неловко. Переминаясь с ноги на ногу, она отвернулась от Яна и скрестила на животе руки.
— За что именно? — тихо спросила она.
Ян задумался на мгновение и решил просто быть откровенным.
— Пожалуй, я больше всего жалею о том, что бросил вас в постели в то последнее утро, когда мне хотелось одного — снова заняться с вами любовью.
Если он ждал, что Виола растает от его обаяния и искренности, то серьезно просчитался. Вместо этого она язвительно рассмеялась, прикрыв рот затянутой в перчатку рукой.
Он внутренне сжался.
— Моя искренность забавляет вас, сударыня?
Она прочистила горло.
— Прошу прощения, ваша светлость, — сказала она, расправляя плечи и оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивают. Понизив голос до полушепота, она добавила: — Но, право, из всех… сомнительных поступков, которые вы совершили по отношению ко мне за два дня, пока держали меня пленницей в вашем рыбацком бараке…
— Домике.
Она кивнула.
— Домике. Из всех этих поступков вы извиняетесь за то, что оставили меня в постели в то утро и не занялись со мной любовью снова?
Манера, в которой Виола повторила его слова, и дрожание губ, которые она поджимала, чтобы не расхохотаться вновь, глубоко уязвили и смутили Яна. Такие неожиданные эмоции в разговоре с Виолой, когда он хотел всего лишь объясниться, привели его в некоторое замешательство — и взбесили до невозможности.
— Ян, пожалуйста, — со вздохом сказала она, обрывая ход его мыслей, — если вам больше нечего сказать…
— О, я не сказал вам еще и сотой доли того, что хотел, леди Чешир, — пророкотал Ян, пытаясь восстановить достоинство, пока Виола не ушла рассказывать подругам, какой он глупый простофиля или, того хуже, влюбленный дуралей, — чего он не сможет отрицать, не выставив себя на посмешище. Он подступил еще ближе к Виоле, практически зажимая ее между собой и стенкой и наслаждаясь тем, как веселье испаряется с ее лица. — Вы знаете, что это тот же балкон, на котором мы стояли месяц назад, когда снова встретились на подобной вечеринке и я попросил вас нарисовать мой портрет?
Она ничего не ответила, только бросила мимолетный взгляд за стену, на лужайку внизу, и настороженно посмотрела на него.
— Уже в тот вечер, — спокойно продолжал он, проводя пальцами по подбородку, — я ощутил странное влечение к вам, Виола. Я совершенно не понимал, как можно презирать вас, желать вашего общественного и финансового краха и в то же время испытывать такое острое желание обнять вас и страстно поцеловать. Это не поддавалось объяснению и ужасно злило меня, но я хотел поцеловать вас тогда и ясно видел, что вы тоже ждете от меня этого.