Силы вернулись к Виоле, эмоции улеглись, и она снова попыталась высвободить руку. На сей раз герцог ее отпустил.
Он поднялся, и Виола попятилась на шаг, обеими руками прижав альбом к груди в некоем подобии самозащиты.
— Вы знаете, я хочу поцеловать вас, Виола, — хрипло прошептал он.
Виола чуть приподняла подбородок, начиная закипать от гнева. Герцог явно решил, что может помыкать ею, как ему вздумается, что она будет исполнять каждое его желание и прихоть. Она оставила такую покорность в Уинтер-Гардене, когда ушла от своей деспотичной семьи, и окончательно поставила на ней крест, когда умер муж. Она никому больше не позволит решать за себя. Особенно мужчине, который использует ее женскую природу против нее самой. Но самым страшным, самым отвратительным чувством после того, что произошло несколько мгновений назад, было подозрение, что Ян притворяется. Или лжет с какой-то гнусной целью.
Сердце Виолы колотилось, лицо, несомненно, сделалось ярко-розовым, к удовольствию герцога, но она встретила его взгляд, натянуто улыбнулась и с чопорным сарказмом ответила:
— В самом деле, ваша светлость, вы производите впечатление человека, которому по вкусу подобные развлечения, но я не думаю, что мне стоит вам потворствовать. И, разумеется, это повредит нашим деловым отношениям.
Брови герцога взмыли вверх, губы искривились. Виола не могла определить, удивила она его или развеселила, но если бы пришлось гадать, она бы сказала, что и то, и другое. Однако дожидаться ответа она не стала. Проскочив мимо Яна, она быстро вернулась к своему письменному столику, положила на него альбом, позвонила в колокольчик, вызывая слугу, потом повернулась лицом к герцогу и скрестила перед собой руки.
— Полагаю, на сегодня достаточно. Дворецкий проводит вас…
Ян добрался до нее в три шага.
Схватив Виолу за обе руки, он рванул ее к себе и налетел на ее рот, не грубо, но с непоколебимой решительностью.
Писк вырвался из ее горла при первом касании, и на долю секунды ей захотелось оттолкнуть Яна и закричать. Потом все негативные мысли испарились: герцог принялся ласкать ее губы своими, убеждая раскрыться, подчиняя ласковым напором и заставляя таять изнутри. Сама того не желая, Виола тихонько всхлипнула.
Этот вздох повиновения подстегнул Яна. Отпустив руки Виолы, он обнял ее и притянул ближе. Одна его ладонь легла на спину, второй он обхватил шею, коснувшись пальцами волос на затылке. Рот герцога изощренно подминал Виолу под себя, оживляя каждый нерв в ее теле, напоминая о наслаждениях, которые может дать только мужчина. Его язык порхал по верхней губе, потом устремлялся внутрь, и она встречала его дразнящими касаниями своего языка, завороженная им, его вкусом, его запахом. Зажатая в объятиях герцога, Виола не могла ничего иного, кроме как принимать его. Но как только она обвила его руками ниже пояса и отдалась желанию, он замер, а потом очень медленно поднял голову.
Виола почувствовала, как Ян разжимает ее руки, отстраняет ее от себя и делает шаг назад. Ее ресницы распахнулись, и она подняла затуманенный взгляд к его лицу.
Герцог смотрел на нее сверху вниз, его темные глаза были непроницаемы, дыхание вырывалось из груди резко и быстро; ему тяжело давался контроль над собой.
Внезапно за спиной герцога раздался тихий кашель. Виола вспомнила, что звонила в колокольчик перед тем, как Ян набросился на нее, и с ужасом осознала, что они не одни.
— Не нужно меня недооценивать, леди Чешир, — прошептал герцог только для ее ушей и с усмешкой добавил: — От меня не так просто отмахнуться.
Виола пришла в ярость. Ей захотелось отвесить красавцу герцогу пощечину за то, что тот воспользовался ее слабостью и поставил ее в неловкое положение. Но едва она попыталась это сделать, как поняла, что Ян до сих пор держит ее за руки.
В следующий миг, когда герцог улыбнулся, отпустил ее и шагнул в сторону, обнаружив за собой лакея-новичка, который смущенно мялся в дверях, Виола внутренне сжалась, ибо начала понимать, что он сделал. Слуги не умеют держать язык за зубами, и к концу дня вся округа будет знать, что молодую вдову Чешир, которая так недавно вышла из траура, застали целующейся с герцогом Чэтвином, в собственной студии, и целующейся не просто так, а со страстью.
Словно почувствовав гнев и унижение Виолы, герцог громко, чтобы все слышали, сказал:
— Простите, сударыня, но я… не устоял перед вашими чарами. Разумеется, у меня и в мыслях не было злоупотреблять вашим доверием.
Он прочистил горло, бросил мимолетный взгляд на лакея и снова посмотрел в глаза Виоле.
— Увидимся в пятницу, на нашем следующем сеансе. Герцог произнес это как утверждение, а не как вопрос, и тем самым не позволил Виоле критиковать его действия и отказать ему, чтобы хоть как-то сохранить лицо. Откровенно говоря, он провоцировалее — попробуй, возрази мне, знатному и могущественному мужчине, — прекрасно понимая, что она этого не сделает.
Приняв холодный вид, Виола ответила:
— Возможно, в следующий раз нам лучше поработать в саду, ваша светлость. Свежий воздух нам обоим пойдет на пользу, не находите?
На несколько секунд герцог замер, и только лукавая усмешка расплывалась по его лицу. Потом, к полному изумлению Виолы, он подмигнул — подмигнул— ей, коротко кивнул, повернулся и подошел к лакею, и тот выпроводил его из студии.
Виола стиснула кулаки и прижала их к бокам, чтобы в ярости не крушить окна. Приходилось признать, что герцог не прост, но она тоже умна и больше не позволит так легко загнать себя в угол.
Он поднял ставки, тут не поспоришь. Но к пятнице, поклялась себе Виола, она будет к нему готова.
Глава 6
Сегодня я поставила свечу себе за спину, чтобы он не видел моего лица под плащом. Он спрашивал, как меня зовут, но я не посмела заговорить. Он напуган, и его душевная боль так сильна…
Виола переступила порог офиса в Челси, где принимал посетителей ее многолетний поверенный Леопольд Дункан, эсквайр. Утро выдалось довольно теплым и солнечным, и маленькая комнатка, в которой она сейчас стояла, казалась такой же тесной и душной, как экипаж, из которого она только что вышла. Но это не имело значения. Виола не собиралась задерживаться надолго и вообще не планировала встречаться сегодня с Дунканом, пока не получила от него записку с просьбой срочно приехать.
Закрыв зонтик и повесив его на стойку у двери, Виола сняла кружевные персиковые перчатки и поздоровалась с помощником юриста, Кельвином Бартлеттом, кивнув ему и бросив короткое «доброе утро». Мгновение спустя тот проводил ее в личный кабинет Дункана. Юрист сидел за массивным письменным столом и выводил что-то на листе бумаги.
Услышав, что Виола вошла, Дункан поднял голову и тут же вскочил. Его глубоко посаженные глаза вспыхнули, а круглое, побитое оспой лицо как всегда осветилось радушием.
— Ах, доброе утро, леди Чешир, — прямо-таки пропел юрист, одергивая жилет в попытке прикрыть большой живот и выходя навстречу посетительнице.
Виола улыбнулась и протянула ему руку.
— Доброе утро, мистер Дункан. Отлично выглядите.
— Вы тоже, сударыня, — ответил он, подхватывая ее пальцы и в быстром поклоне касаясь их губами. — Прошу, присаживайтесь.
Виола подошла к огромному бархатному креслу, на которое указал поверенный, и грациозно опустилась на край подушки. В кабинете Дункана имелось всего два кресла, не считая его собственного, и оба так раздулись от набивки, что неосторожный посетитель был обречен некрасиво в них проваливаться. В этом кабинете все было либо раздутым, либо непомерно большим, либо сочетало в себе оба эти качества: занавески, стол, кресла, картины и рамы, даже камин, и Виола знала наверняка, что обставляла комнату жена юриста. Все, кроме темно-коричневого стола и огромного полотна с изображением красных роз над камином, было выкрашено в цвет летнего неба, что подчеркивали ряды вычурных белых кружев.