Сделал два шага назад, чтобы лучше рассмотреть летчика. Пригнув голову, точно обнаружив внизу врага, тот грозно замахнулся, готовый прихлопнуть его, как муху.
«Ушакову Владимиру Петровичу!» — ослепляюще выстрелило золото слов. Он зажмурился, сжался. «Ушакову Владимиру Петровичу!» — гремело в ушах. Открыл глаза.
«Ушакову Владимиру Петровичу от комсомольцев города», — ударила надпись. «Ушакову…» — разорвалось рядом. «Уша…» Опрокинулось небо, завертелось, перемешалось с землей…
…Он сидел на скамье и глядел на скульптуру сына. Мокли от слез щеки. Ему казалось, что сын смотрит на него, прямо в глаза, и он, давясь слезами, разговаривал с ним:
— Сыночек?! Родной!.. Как?! Как ты успел туда?.. Я же пошел защищать тебя!.. Что ты наделал, мальчик мой?!.
Глухие рыдания душили его. Он встал. Сгорбленный, шаркая ногами, подошел к памятнику.
— Володя, Володенька! До свиданья, дорогой! Я схожу домой и приду к тебе. Я каждый день буду приходить. До свиданья, мальчик…
Он обогнул угол дома и по дорожке вошел во двор.
Середину его прикрывали свежей, точно лакированной листвой тонкие деревья. Между ними по песчаным дорожкам бегали, резвясь, дети. Виднелись качели, лесенки, решетчатые стенки, беседки, скамейки, ящики с песком, врытые в землю. Звонкие голоса сверлили воздух. Клумбы цветов даже у входа в подъезды.
Петр Иванович подошел к ближнему подъезду, на скамейках у которого напротив друг друга сидели две молодые женщины с младенцами в колясках.
— Вы не знаете, где живет Валентина Ушакова? — спросил он, растягивая от волнения слова.
— Ушакова? — женщины переглянулись. — В соседний подъезд в 29 квартиру недавно переехали какие-то Ушаковы.
Пересохло в горле, захотелось пить.
Он поднялся на третий этаж. Дрожащим пальцем еле попал в кнопку звонка. Тихо… Шагов за дверью не слышно. Еще, уже ладонью поймал пупырышек звонка. Вдавил. Снова тишина… Да что же это они? Неужели нет дома?.. В третий раз утопил бугорок. Давил до тех пор, пока не устал. Куда-то ушли. Придется ждать…
— Ну что, дедушка, не нашли? — окликнула его женщина в плаще, когда вышел из подъезда.
— Нашел, но их нет дома, — расстроенный, отвечал он.
— Не огорчайтесь, я их видела. Рано утром всей семьей уехали. Скоро будут…
Он прошел к детской площадке. Сел на скамеечку в тень деревца. Малыши постарше играли в прятки, в ляпки, качались на качелях, бревнах. Девочки, как всегда, прыгали в «классы», крутили и скакали через скакалки.
Он так увлекся наблюдением, что не заметил, как из-за угла дома вывернули две легковые — «Волга» и «Москвич». Прошуршали по дорожке. Остановились у подъезда. Увидел, когда застукали дверцами. Невысокий, плотный летчик, рослый мужчина и три женщины скрылись в подъезде.
Побледнев, не чувствуя ног, направился к машинам. Около них — полная девочка — лет 3—4-х, в голубеньком платьице с белыми горошинами, с алым бантом в льняных волосах. Заложив ручки за спину, выпятив животик, она носком вытянутой ножки чертила дуги на асфальте…
Сердце из груди прыгнуло куда-то в гордо, мешало дышать. Девочка удивительно напоминала младшего сына, которого он в последние ночи видел во сне. Заикаясь, спросил:
— Как тебя звать?
Девочка прекратила вертеть ножкой, внимательно поглядела на него, склонила головку на плечо.
— Таня.
— А фамилья твоя как?
— Ушакова.
Петр Иванович задохнулся.
— Таня-я! — протянул руки. — Внученька-а!
Глаза девочки округлились, рот полуоткрылся, она испуганно попятилась, круто повернулась и бросилась в подъезд. Только дверью хлопнула.
Петр Иванович — за ней.
В подъезде — тишина, полумрак. Сверху доносился топот детских ножек. Мелодичная трель звонка, скрип двери. Задыхаясь, поднялся на третий этаж. Слева — полуоткрытая дверь. Постучал, вошел в прихожую. Из ближней комнаты слышался запыхавшийся, взволнованный детский голос:
— Там, баба, во дворе… у машин деда…
— Какой деда? — низкий женский голос.
— Ну такой старый, старый. Он хотел меня поймать. Я испугалась.
— Пойдем, взглянем, что за деда?
— Нет, баба, иди одна.
Из комнаты вышла располневшая женщина в темном платье, среднего роста с длинными седыми волосами.
— Здравствуйте! — прерывистым голосом сказал Петр Иванович.
Женщина, прищурившись, пытливо вглядывалась в него. Нет, этого человека она никогда не видала.
— Здравствуйте! Вам кого? — неуверенно ответила.
Петр Иванович молчал. «Даша?! Ты ли это?.. Старушкой стала…»