В этот вечер в яхт-клубе устраивался прием. Наверное, следовало по крайней мере дважды подумать, прежде чем идти туда. Но это было для меня, и я, надев свежие брюки и блейзер Звездных гонок, чтобы показать, что мне нечего стыдиться, отправился в яхт-клуб.
Зал был полон людей. Когда я появился, жужжание голосов прекратилось. Чарли стоял у бара со стаканом виски в руке. Рядом с ним — Поул Уэлш.
Я сделал глубокий вдох и двинулся напрямик к ним.
— Ходят слухи, вы заделались яхтенным брокером, — начал я.
Он улыбнулся томной итонской улыбкой, которая не смогла скрыть блеска его карих глаз.
— Каждый живет, как может.
— Ну, а почему «Саут-Крик»?
Он ответил:
— Потому что это — очень большие возможности.
Он отхлебнул виски и добавил:
— Нереализованные возможности.
— И вы как раз собираетесь реализовать их?
— Кто знает? — пожал плечами Поул. — Столько лет там дело идет ни шатко ни валко, может быть, кто-нибудь и сумеет наладить его.
Я почувствовал, как мое лицо каменеет от злости. Откуда-то сбоку блеснула направленная на меня вспышка. Надо успокоиться, подумал я, ни к чему злиться понапрасну. Заставив себя улыбнуться прямо ему в лицо — лицо греческого бога, — я сказал:
— От вас разит. Пожалейте меня и постарайтесь каждый день прополаскивать свой рот водой с мылом.
Чарли оттащил меня в сторону и попросил:
— Оставь это до завтра, ладно?
Вот почему Чарли никогда не станет матчевым гонщиком. То, что произошло сегодня, скажется на том, что предстоит нам завтра. Никогда не бывает слишком рано вырваться вперед.
Глава 9
Этим вечером спонсоры разработали регламент гонок. Лучшие гонщики выступали по принципу «каждый против каждого», всего получалось девять гонок для любой яхты. Четыре шкипера с лучшими результатами выходили в полуфинал. Мы выиграли все наши гонки, кроме одной, когда нам не повезло с кливером. Поул проиграл нам две минуты и был в ярости от этого. По очкам получалось: мы на первом, он на втором месте.
Вечером в пятницу снова был сбор в яхт-клубе и спонсоры тянули жребий, кому с кем выступать. Арчер вытаскивал билетики из шляпы своими толстыми розовыми пальцами. Он поднял глаза от голубого билета и улыбнулся своей дежурной улыбкой.
— Первый полуфинал, — объявил он, — Уэлш против... Деверо.
По залу пронесся шорох. Головы склонились, чтобы шепотом обменяться мнениями, и несколько репортеров тут же бросились к телефонам. Похоже, спонсоры не зря вкладывали свои денежки.
* * *
Мы провели тихий вечер в Мермэйд, в коттедже Скотто, за обедом, приготовленным его женой Джорджией, уроженкой Тринидада. Потом я под порывами ветра и теплым атлантическим дождем пошел к белому домику Чарли, расположенному в полумиле.
Кровать была удобна, и я очень устал. Но уснуть не мог. Целых двадцать пять лет Поул ненавидит меня животной ненавистью, но это никому не известно. Теперь мы в центре внимания, и не как гонщики, а как личности. Несмотря на всю мою решительность, я все-таки нервничал.
Прогноз погоды на следующее утро обещал юго-восточный ветер от пяти до шести баллов, при порывах до семи. Мы с Чарли выпили черный кофе, съели ветчину, яйца и много тостов с мармеладом. Булыжник на набережной был начисто отмыт дождем, и ветер сильно бил нам в лицо.
Для матчевой гонки ветер был слишком силен. С причальной стенки мы посмотрели на мачту яхт-клуба, ожидая увидеть на ней флаг "Н", что означало бы отмену гонок. Но там бились на ветру два Других флага — голубой и флаг спонсоров.
Я сказал:
— Ну ладно, пойдем, — хотя у меня и перехватывало горло. Яхты, участвующие в гонках, были попарно причалены к стенке. Когда мы спустились в кокпит своей яхты, ветер завыл в снастях. Внизу живота у меня возникло гадкое ощущение, закружилась голова. Через две лодки от нас в задней части своего кокпита сидел Поул в бело-сером мокром кепи. Я будто снова слышал его голос, сообщающий о том, что Генри и Мэри превратили «Саут-Крик» в свинарник. Ветер в гавани срывал с волн белую пену и раскачивал лодки ловцов омаров.
— Штормит, — сказал Чарли.
— Ладно, идем.
Мы отвалили от стенки и пошли по направлению к старту. В сером проеме выхода из гавани линия горизонта была изломана, как зубья пилы. Когда мы подходили к стартовой зоне, ветер стал таким сильным, что валил яхту на борт. Вода, хлеставшая через пиллерсы[16], была зеленой.
Пултни с юга отделяла от Ла-Манша гряда скал, поэтому волнение в гавани ощущалось не сильно. Но линия скал не совсем защищала от ветра, а он в тот день был почти шквальным.
За кормой двигались белые треугольники парусов Поула. Как только он вышел из гавани, нос его яхты начал разрезать белые буруны волн. У меня во рту пересохло. Я глотнул чая из термоса, но это не помогло.
Заработало УКВ-радио. Комитет распорядился взять два рифа на главном парусе. Мы тут же взяли два рифа. Яхта стала меньше крениться от сильных порывов юго-восточного ветра.
Чарли сидел, закутавшись в плащ, красный капюшон совсем скрывал его лицо. Он сказал, взглянув на часы:
— Две минуты до первой пушки.
В матчевой гонке даются два сигнальных выстрела из пушки. Первый — за восемь минут до старта. Он означает, что соперники могут выйти в стартовую зону перед условной стартовой линией, обозначенной двумя большими буями. Вот здесь-то и начинается борьба. Почти всегда матчевая гонка выигрывается и проигрывается на старте. Весь секрет лишь в том, чтобы, умело маневрируя на грани нарушения правил, занять такую позицию, при которой будет достигнуто преимущество перед противником.
В прохладный день и при сильном ветре старт матчевой гонки был чем-то средним между морским сражением и партией в шахматы. Сегодня, при такой хмурой погоде, когда ветер рвал гребешки волн, и серое небо нависло над головой, похоже, предстояла жестокая схватка без всяких компромиссов.
Я видел, как ветер наполнил белые паруса Поула. Прозвучал выстрел первой пушки. Я осторожно вошел в стартовую зону. А Поул выжидал, и его паруса бились на ветру, трепеща и громко хлопая.
— Хорошо стоим, — пошутил я.
Чарли согласно кивнул. Ветер раздувал его волосы. Рисковать в такой день — означало напрашиваться на беду. Поул тоже знал это. Поэтому мы держались поодаль, развернувшись по ветру. Яхты дергались на короткой, злой зыби.
— Три минуты, — предупредил Чарли.
— Поднять паруса! — приказал я.
Загремели лебедки. Паруса пошли вверх, превращаясь в твердые белые крылья. Яхта быстро набирала скорость, идя направо по курсу, и, казалось, летела над поверхностью воды. Мы описали широкую дугу, сделали разворот и пошли очень быстро назад, направляясь к правой части стартовой линии.
— Он берет влево, — остерег меня Чарли.
Я искоса следил за Поулом и был готов быстро сменить направление, потому что путь для меня был открыт. У Поула не оставалось иного выхода, как держаться в стороне. Волны накатывали на нос яхты и глухо разбивались об ее корпус. Справа по курсу болтался на волнах большой надувной буй, обозначавший правую оконечность линии старта.
— Десять, — начал отсчет Чарли. — Девять. Восемь...
Над яхтой комитета гонок показался дым от выстрела пушки, тут же снесенный ветром. Нос яхты врезался в волны, взбивая белую пену.
Мы легли на курс. Поул шел другим галсом. Обе яхты рванулись в серое море, идя сходящимися курсами.
— Мы проскочим, следи за его поворотом, — сказал Чарли.
Я кивнул. Надо было набрать скорость, достаточную для того, чтобы использовать ее при повороте, когда придется изменять положение парусов. При этом необходимо так пройти около противника, чтобы не попасть в полосу ветровой тени, когда он заслоняет вас с наветренной стороны. Это — полезный маневр, но существуют и противодействия.
16
Деревянный или металлический вертикальный брус (стойка), поддерживающий вышележащую палубу.