Я крикнул:
— Доброе утро, Поул! Вы готовы?
Он улыбнулся слабой неясной улыбкой, исказившей его лицо.
Чарли спросил:
— Что это такое с ним?
— Его друг Деке Келльнер вывез меня в море на этой потерявшейся лодке. Они ударили меня по голове и вышвырнули за борт вон там! И я показал на голубое, сверкающее под солнцем море.
Чарли посмотрел на море, а потом на меня.
— За борт? — Он нахмурился. — Прямо там?
Я подтвердил. Тогда он спросил меня:
— Ты уверен, что сможешь участвовать в гонках?
Я посмотрел на Поула. Он затягивал болт, и пальцы его дрожали. Перед ним раздался щелчок фотокамеры. Он поднял голову и автоматически улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
Ну, хватит, решил я. Этим утром я, Мартин Деверо, смету тебя со своего пути.
Я ответил:
— Еще никогда в жизни не чувствовал себя лучше!
Глава 27
Лодки со зрителями вышли вместе с нами, чернея на фоне отблесков солнца. Там был сам Хонитон и Арчер со своими биноклями и блокнотами. Моторы жужжали, как мухи, слетающиеся перед собачьей дракой, чтобы посидеть на будущих ранах. Условия были таковы: засчитывается лучшая из трех гонок, каждая гонка — один замкнутый цикл, победитель получает все.
— Пушка, — сказал Чарли.
До старта восемь минут. Я быстро вошел в стартовую зону, держась курсом бейдевинд правым галсом, и оставался в середине ее. Поул прижался к нам с подветренной стороны, стремясь захватить инициативу и вынудить меня лечь на другой галс. Вот и началась собачья драка, где противники крутятся один против другого, делают обманные движения и громко лают. Вдруг у меня в воображении обрисовалась строгая прямая линия от руки, лежащей на румпеле, прямо через лодку вперед. Я почувствовал, что прямо свечусь, излучая радиацию. Ну готовься, ты, ублюдок! Готовься, потому что мы собираемся скормить тебя мухам.
— Одна минута, — доложил Чарли.
Поул так и нависал все время над нашим правым бортом, пока мы шли к левому стартовому бую. Я слышал плеск воды, проносящейся между пластиковыми корпусами наших яхт, видел краем глаза белый скос его кокпита, видел его лицо, застывшее без всякого выражения. Он смотрел прямо перед собой. Буй был точно по курсу, в створе мачт. Еще немного влево, и Поул выжмет меня со стартовой линии, я пройду левее буя и вынужден буду сделать штрафной разворот. Если взять чуть правее, судьи могут приказать мне сделать разворот на 270 градусов и я отклонюсь от моего лучшего курса. Мы так и шли, нос к носу, приближаясь к линии старта, нас разделяло расстояние не более одного фута. Я вытер рукавом пот со лба и, не выдержав, громко сказал:
— Дерьмо!
Я видел, как Скотто ослабил главный парус, а Чарли облизал пересохшие губы. Он считал вслух:
— Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать...
Он выглядел очень встревоженным. Мы шли вперед в невероятном темпе.
А потом случилось то, чего я и ожидал. То, что мы ослабили парус, задержало нас, и нос яхты Поула вырвался на несколько дюймов вперед. Мы тут же попали в завихрение ветра от его парусов. Казалось, он прямо-таки рванулся вперед, мы же застряли на месте. А до буя оставалось еще десять ярдов.
— Девять, восемь, семь... — продолжал считать Чарли. — Эта сволочь выскочила раньше времени!
Нос яхты Поула пересек линию старта на целых шесть секунд до выстрела пушки. Я слышал, как он кричал на своего матроса, который стоял на главном парусе.
— Протест! — закричали мы.
Он был так близко, что я слышал, как работала его УКВ-радиостанция и судьи приказывали ему сделать штрафной разворот. А мы пересекли стартовую линию точно по выстрелу пушки. Когда я снова взглянул на Поула, он делал правый разворот. И оказался далеко позади нас. Мы так и шли впереди всю дистанцию до поворотного наветренного буя. Никто в мире, кроме Чарли, не знал, как выжать максимальную скорость из яхты типа «Бейлис-345». Повернув, мы поставили спинакер и пошли к подветренному бую с чисто попутным ветром. Поул сделал поворот в двух сотнях ярдов позади нас. Нодди и Слайсер, сидящие на корме, чтобы уравновесить яхту, отпускали язвительные замечания в адрес Поула, особенно когда он пытался подставить нас под свою ветровую тень. Но для этого он был слишком далеко позади. Мы пришли за полторы минуты до выстрела пушки.
Опустив паруса, мы сидели в ожидании следующей гонки и пили апельсиновый сок. Другие полуфиналы уже прошли. Мне бы надо было понаблюдать за ними, но я обливался потом и сидел в кокпите, ибо не был уверен, что ноги выдержат меня, если я встану.
— Ты ужасно выглядишь, — сказал Скотто.