— Давайте с начала. С момента, когда вы сюда вошли.
Вмешалась Тони и рассказала, как она пришла сюда несколькими часами раньше и сейчас же ушла. Меня она представила как старого друга и объяснила, что зашла за мной и попросила составить ей компанию. Что я, понятно, и сделал. Мы приехали сюда и…
— А как дверь? — спросил он. — Не заметили следов взлома?
— Нет, — я покачал головой. — Я сам ее отпирал. На вид была в порядке.
— Вы уверены?
— Закрой глаза и просмотри все заново.
Я сделал глубокий вдох и будто поставил нужный слайд: в моем воображении возникла дверь. Я видел все. Бронзовую ручку. Замочную скважину. Даже деревянную дверную раму.
— Убежден. Дверь была закрыта и заперта, — я показал в ту сторону. — Никаких признаков, что ее открывали силой. На краске и дереве никаких царапин пойдите и проверьте.
Детектив это пока отложил, и мы продолжили свое повествование. Тони сказала, что не смогла двинуться дальше гостиной, а я пошел в задние комнаты. Я объяснил, что мне послышался шум и я направился вглубь квартиры, добрался до спальни и увидел, что окно открыто.
— Как высоко была поднята рама? — спросил Дженкинс.
— А, не знаю.
— Замедли время, посмотри на жалюзи, как они качаются. Заметь, где оконная ручка. Окунись в это целиком.
Я думал. Вспомнил, что видел край рамы сквозь жалюзи, гуляющие туда-сюда под ветром, и сказал:
— Примерно на шесть — восемь дюймов, не больше.
— Если он влез в окно, — рассуждал Дженкинс, — он мог затем приспустить раму, чтобы не привлекать внимания. Наружная рама, затянутая сеткой, тоже была поднята?
Я потряс головой. Этого я не видел наверняка, потому что жалюзи были опущены и закрывали окно.
Затем я рассказал, как за мной захлопнули и заперли дверь, как я обернулся и увидел этого бандита. Рассказал о его внешности. Зажмурился, вдохнул-выдохнул и прокрутил сцену замедленно, так что мог описать мелкие детали. Дженкинс записывал все: одежду, рост и то, что грабитель, мог быть лысым. Я рассказал все вплоть до его бегства через окно и до момента, когда Тони и Джон вышибли дверь.
— Ладно, — сказал Дженкинс. — Пока не ясно. Поищем отпечатки пальцев, возможно, что-то получим. Скажите-ка, ничего не пропало?
Мы осмотрелись. Телевизор стоит, проигрыватель тут, компакт-диски на месте. Даже фотоаппарат цел, маленькая черная штуковина. Лежит на книжной полке из досок на кирпичах.
— Ничего не пропало, — сказала Тони, явно не понимая, куда клонит Дженкинс. — Возможно, это был вовсе не грабитель. Может, он вовсе не искал, что украсть.
— Или, возможно, не успел добраться до гостиной? — предположил Дженкинс.
— Но у бандита что-то было в руке. Что это было, Алекс?
Меня как стукнуло: бумаги или папка. Верно. Наш гость что-то держал и руках.
— Подождите, — сказал я. — У него в руках что-то было. Бумаги… Папка или… или большой блокнот.
Я закрыл глаза. Сосредоточься. Думай, вспоминай. Вернись назад, приказывал я себе, и останови эту сцену, чтобы изучить ее.
— Вот что у него было, — сказал я, представив себе это с полной ясностью. — Белый Блокнот, возможно, на спирали, и из него торчали какие-то бумаги. Вот что у него было.
Тони и Дженкинс смотрели на меня во все глаза. Мы все молчали и думали об одном. Блокнот? Какой болван полезет в квартиру, чтобы тяпнуть блокнот?
— Вы уверены? — спросил Дженкинс.
— На сто процентов.
Тони сказала:
— О Господи. Нельзя же думать, что это были стихи Лиз, правда? Она всегда носила с собой блокнот на спирали — записывать стихи.
— Я слышал о вещах поудивительней. — Дженкинс спрятал ручку и поднялся. — Пойду проверю спальню, погляжу насчет отпечатков пальцев на раме. И поищу этот… этот блокнот. Не беспокойтесь. Я сделаю все возможное, чтобы прояснить это дело.
Тони потянулась за своей сумкой и сказала:
— Когда освободитесь, я покажу вам письмо Лиз, о котором я говорила.
— Хорошо, — Дженкинс вздохнул. — Тогда я бы хотел, чтобы вы завтра известили ее психотерапевта.
— Я все еще думаю, что ее убили, — твердо сказала Тони.
— Не сомневайтесь, помню. Но, как я говорил вам по телефону, собранные нами факты говорят о самоубийстве.
Мне не давала покоя одна мысль, и я спросил:
— Как насчет заключения медицинской экспертизы? Я о том, что было вскрытие, так ведь?
— Да, но… — пробормотал Дженкинс.
Тони опустила голову, прошлась пальцами по волосам.
— Расскажите ему.
Дженкинс посмотрел на Тони и отрапортовал:
— Тело выловлено на одном из шлюзов на Миссисипи. Оно было внизу, зацепилось за петлю и висело почти четыре, дня, пока не стали открывать ворота. Когда труп обнаружили, он был серьезно изуродован. Из результатов вскрытия нельзя сделать никаких выводов.
Я охнул.
Тони смотрела перед собой невидящими глазами.
— Мы узнали, что сестра пропала, — сказала она, — и я приехала сюда. Когда нашли тело, я опознала ее по обрывку одежды. На ней была моя блузка, которая мне не подошла. Голубая в полоску. Опознать окончательно удалось только по зубной карте.
Я сидел молча, жалея, что задал этот вопрос, и не мог отделаться от картины: тело, изжеванное челюстями огромных ворот. Гигантская мясорубка, способная выдержать напор могучей Миссисипи.
— Ладно. — Дженкинс встал и направился в спальню. — В нашей округе квартирных краж много. Так что учтите, это мог быть сосед из панков, который пролез через незапертое окно.
Я прокашлялся, посмотрел на Тони и предположил:
— Или какой-нибудь знакомый Лиз, который искал что-то определенное. — Я повернулся к Дженкинсу. — Некто знакомый с Лиз так хорошо, что ему не надо было лезть в окно.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Тони.
— Ну, мы-то думаем, он вломился, но что, если у придурка был ключ и он просто вошел?
По тому, как Дженкинс посмотрел на меня, как вытянулось его лицо и сверкнули глаза, я понял, что привез на его мельницу как раз то зерно, которое она молоть не желала.
ГЛАВА 8
Когда полицейские ушли, когда Дженкинс снял отпечатки пальцев и тоже удалился, когда мы заперли квартиру Лиз, я решил, что нам надо поехать куда-нибудь, выпить кофе или вина — и вообще посидеть и, может быть, поддать. Вспомнить прежние времена.
— Мы так давно не виделись, — начал я, когда мы сели в «хонду». — Нам бы надо чего-нибудь хлебнуть.
Но очень скоро я понял, что об этом нечего и думать. Пока что, во всяком случае. Тони сидела, отодвинувшись от меня, прижавшись к дверце. Положила руку на лоб и смотрела наружу, вдаль. Ладно, общая картина понятна.
— Послушай, Алекс, — сказала Тони. — Я понимаю, нам есть о чем поговорить, но я не могу. Сегодня не могу. — Она повернулась ко мне и коснулась моей руки. — Прости меня, я правда сегодня не могу. Ты ведь понимаешь?
— Конечно.
— К тому же тебе надо отдохнуть. Как ты себя чувствуешь?
Боль была уже терпимой — скорее ныло, чем болело, и я сказал:
— Неплохо.
— Ну и чудесно. — Тони улыбнулась мне. Один зубик у нее был с обломанным уголком. Я больше ни у кого не видел такого зуба, с обломанным уголком, и стоило мне взглянуть на него, как на меня повеяло прошлым — сильнее, чем от прикосновения ее ладони. Прошлое! Тони умела целоваться. Я умел целоваться. Вдвоем у нас это здорово получалось. И не только это.
— Прости, ты из-за меня пострадал, — продолжала она. — Ты такой замечательный, ты все бросил и убил на меня весь вечер.
Вечер. Воскресный вечер. Я же должен был быть где-то еще… Я поглядел на часы и охнул:
— Черт! — Часы показывали десять.
— Что, что?
— Да так, ничего.
Эта Карен, с которой я собирался в тайский ресторан, опять перестанет со мной разговаривать. Наверняка — первый раз назначил ей свидание и оставил с носом. С другой стороны, теперь здесь Тони — проиграл я или выиграл? Я решил разобраться что к чему.