Я был так взволнован, что бросился одеваться, забыв про тайскую кухню и телефонный звонок.
ГЛАВА 5
Тут-то я и понял, что переживаю все это заново, и меня скрутило. Я даже завыл. Тони в моих объятиях? Ее должны убить? Это невозможно. Как это предотвратить? Я должен ее предупредить, должен помочь!
— Алекс, устроим перерыв. Начинаю обратный счет…
Нет! Я не могу оставить Тони. Оставлю — потеряю навсегда. Это я знал. Я должен быть с ней, защищать ее.
— Коротенький перерыв, Алекс. Пауза. Потом ты вернешься, Тони будет на месте.
— Но…
— Десять… девять… — ворковала Мэдди. — Когда я скажу «один», ты вернешься в настоящее, но все будешь помнить. Все будет хорошо, Алекс. Восемь…
Я пытался сопротивляться голосу бога, не слушать. Но не мог — Мэдди мурлыкала нараспев, выволакивая меня наружу, проникая в мою гипнотическую черную дыру, — считала, выковыривая, вытаскивая меня из тьмы. Как будто меня засосало в дренажную трубу, и я не могу выплыть, не могу…
— Один. — Мэдди помолчала и сказала: — Ты проснулся, и ты в настоящем
— О, черт!..
Где я? Я открыл глаза и поскорее закрыл, потому что снова был на чердаке у Мадлен — на ее острове. Схватился за рычаг кресла, толкнул его, и меня швырнуло вперед, я едва шею не сломал.
— Ты и порядке? — спросила Старшая Сестра Мэдди.
— Не сказал бы. Я правда вернулся? — спросил я, оглядываясь.
— М-м… — Мэдди лежала неподвижно в разложенном кресле. — Ну, ты ничего не забыл и входишь в транс не хуже, чем прежде.
— Дерьма-то… — Я потряс головой. — До чертиков похоже на тренировочную пробежку. Ты ее так назвала?
Чертово путешествие сквозь, время, сквозь память, сквозь все — в тот день, когда Тони объявилась в моей квартире. В Миннеаполисе. Как это могло быть? И теперь я здесь, вот что самое удивительное…
Я приоткрыл глаза и сощурился от яркого потока света, льющегося сквозь стеклянные двери. Услышал, как накатываются на берег волны озера. Повернулся и увидел вокруг себя огромный пустой чердак, вздымающийся как венский бальный зал, — без единого украшения. И сестру — справа от себя. Слепые глаза скрыты темными очками, ноги вытянуты и недвижимы. Она выглядела как кинозвезда, отдыхающая на палубе шикарного лайнера. Само изящество, сама невинность. И такая колдунья.
— Все было так реально. Я очутился у себя дома, и был апрель. А теперь август, и я здесь с тобой.
Я встал, подошел к двери, посмотрел на синий простор Мичигана. Да, колдовство. Черная магия. То, что я пережил, чему был свидетелем, — этого же не было на деле. Нет, было, но давно, напомнил я себе, с тех пор прошли месяцы.
— Она умерла, — сказал я.
— Да. Очень ее жаль.
— Ты ее помнишь?
— Конечно, помню.
— Умерла… но ведь я только что ее обнимал. Она была совсем близко, я слышал ее запах. Это было совсем как в жизни.
— Поразительная штука — память, — сказала Мэдди. — Могу поспорить, ты думал, что забываешь ее.
— Верно, думал.
— Но в твоей памяти она жива, ждет, когда ты до нее доберешься. Ненавижу эту западную идею, что жизнь линейна и все пережитое — люди, события — уходит навсегда.
— Мэдди… пожалуйста.
— Но я-то знаю. Тони в каком-то ином измерении, просто мы ее не видим и не можем до нее дотянуться.
На меня накатила черная тоска. Я не мог слушать рассуждения Мэдди — совсем не мог. Я не желал иметь дела с методами, которые помогли Мэдди пережить ее трагедию. Моей трагедией была Тони, она умерла, ее убили, и ничто иное не имело значения.
И я мысленно отгородился от сестры, вышел на балкон и попал в мощные объятия полуденного солнца и озерного ветра. Вдали плыл большой корабль, наверное, шел из Чикаго в верхнюю часть Мичигана, а там через другие озера и реку Святого Лаврентия в океан. В другие миры. Господи, а я стою здесь в тоске и отчаянии, как будто только что обнимал Тони — но так и было — и только что потерял ее — хотя и это правда.
Мэдди крикнула:
— Алекс, пить хочешь?
— Хочу.
— Чай со льдом?
— Пойдет…
Я оглянулся. Мэдди пыталась из раскладного кресла дотянуться до телефона, висевшего на каталке. Я поспешил на помощь.
— Нет, — твердо сказала она, услышав мои шаги. — Когда понадобится, я попрошу.
Все та же старушка Мэдди, думал я, возвращаясь на балкон, к голубому простору. Нисколько не изменилась с пяти лет. Было слышно, как забибикал телефон: двузначный номер — звонит вниз.
— Соланж, не могли бы вы принести холодного чая? Погодите, лучше целый кувшин и несколько кусочков лимона, пожалуйста. Да, мы все еще наверху. Спасибо.
Я смотрел, как закипает и гаснет белая пена на гребнях волн, и вдруг заметил какое-то движение на лужайке перед домом. Две большие, длинные серые твари. Ах да. Собаки — Фрэн и Олли. Интересно, смогу я погулять здесь или я взаперти — пленник Мэдди?
— Ты очень любил Тони, правда? — послышался ее голос.
— Да, — ответил я через плечо. — Трудно это было. Какая-то чертовщина. Была куча всякого, о чем я тебе не рассказывал. Можем, в наших отношениях было что-то нездоровое.
— Алекс, поверь, чертовщина есть в любых отношениях.
Я повернулся, посмотрел на нее, и у меня едва не вырвалось: да, конечно, но откуда тебе это знать? Мэдди с кем-то встречалась, у нее были, наверное, и увлечения, но, насколько я знал, Сказочного Принца не было. Я не успел болтануть о своем проклятом превосходстве — Мэдди вдруг сообщила:
— В моей жизни, Алекс, было нечто похожее. Человек, к которому я была привязана так же сильно, как ты к Тони.
— Что?
— Да. Я была влюблена без памяти, и это было прекрасно. И мучительно.
— Ты шутишь.
Я стоял за сетчатой дверью, словно исповедник за перегородкой в церкви. Я никогда не думал, что у нее так было, вернее, думал, что если Мэдди влюбится, то наверняка скажет мне, — а она не сказала. У меня были от нее тайны, а у нее от меня не было, так я считал. Но собственно, чему удивляться? Она — психотерапевт, а эти психотерапевты как фашисты, помешаны на секретности. Они носят в себе сокровенные и темные тайны клиентов — воистину обречены возиться с грязью. Почему бы ей не утаить от меня свой секрет?
— Это было незадолго до несчастного случая. Наверно, за полгода.
Кто-то деликатно постучался. Ага, чай со льдом. Мэдди откликнулась, и вошла Соланж. Я стоял на балконе, залитом солнцем, и сквозь дверную сетку видел ее очертания. Привлекательная женщина с черной, винно-красного оттенка кожей. Добрый человек, заботливый и умелый. У нее и у Альфреда, ее мужа хорошая служба здесь, а моя сестра под надежной опекой.
— Здравствуйте, Алекс, — сказала Соланж.
— Рад вас видеть, Соланж, — ответил я.
Она поставила поднос на пол между креслами, наполнила стакан, осторожно подала его Мэдди, наполнила второй и пошла к двери.
— Спасибо, — вслед ей сказала Мэдди.
Мы снова были одни, и я вернулся в зал, сел на край своего кресла, поднял стакан и пригубил.
— Он был женат? — спросил я без обиняков.
— Женат на своей работе — очень был честолюбивый парень. Ну, если всерьез, — почти женат.
— Как это почти? Человек или женат, или нет.
— Лимон принесли тебе. Ты уже взял?
Я наклонился, взял ломтик и спросил:
— Так был он женат или нет?
— Уже не был. Только что развелся, но еще не понял, что не женат. Что-нибудь понял?
— М-м…
Мэдди улыбнулась, глотнула чая и опять легла. Лицо у нее было лукавое.
— Мы никогда так не говорили, правда?
— Никогда.
— Ну, у меня было несколько мальчиков, понимаешь. Мы встречались. Их было немного — в основном слепые, но были и зрячие.
— А он?
— Зрячий. Вполне. У него было что-то вроде «джипа» или «доджа», и он обыкновенно возил меня в Индиану на дюны и прямо через них на пляж. Там было место, где можно спрятаться, понимаешь, и это было замечательно — гоним по краю озера, и все такое, волны шлепают… — Мэдди вздохнула. — Я чувствовала в нем что-то смутное, но он был особенный — правда, правда. Вернее сказать, мы были особенными, когда были вместе. Как это? Два тела, одна душа? Это про нас. Родные души.