— Буду охотиться на зайцев, — сообщил ей Тадао.
— Нельзя, — ответила мама и ничего больше не сказала, только зашагала еще быстрей.
Из-за сугроба вдруг выскочила черная собака и подбежала к Тадао. Он вцепился в мамину руку. Собака, выдохнув из пасти клуб белого пара, посмотрела на Тадао, потом пустила на снег желтую струйку и умчалась в переулок.
— Мама, — спросил Тадао, — а кто быстрее — заяц или собака?
— Сегодня нельзя охотиться на зайцев. Ох, беда какая!
— Ну кто быстрее?
— Я же сказала, сегодня не до зайцев. — Они свернули с улицы и стали подниматься вверх, к женскому училищу.
Все было занесено снегом, только сбоку кто-то протоптал узкую тропку.
Тадао пошел вперед, разбрасывая снег сапогами, чтобы сделать тропинку пошире. Прошло ужасно много времени, пока они добрались до ворот здания.
Училище уже закрылось на каникулы, в окнах белели задернутые шторы. Витая железная калитка была чуть-чуть приоткрыта, на каменных ступеньках остались следы метлы. Четырехугольные столбы ворот были одеты в белые снежные шапки.
Они вошли в калитку и, свернув перед самым крыльцом училища, пошли по заснеженной аллее. Пруд затянуло льдом, наверно, по нему уже можно было ходить.
Мама, подобрав полы кимоно, шла след в след за Тадао. Он время от времени оборачивался и смотрел на нее через плечо. На мамином лице, всегда таком веселом, сегодня не было и тени улыбки.
Они пересекли теннисные корты. В центре школьной территории стояла сторожка с двумя трубами. Из одной к небу тянулся сизый дымок.
Мама отодвинула Тадао в сторону и остановилась перед стеклянной дверью. Потопав ногами, она стряхнула с гэта прилипший снег. Тадао сделал так же. Чуть приоткрыв дверь, мама сказала:
— Можно?
Из сторожки никто не ответил. Видно было, что на глиняной печке стоит большой котелок, из-под крышки которого вырывался пар.
— Можно? — снова спросила мама, прислушиваясь к тому, что происходит в домике.
Сёдзи распахнулись, и вышел папа в пижаме.
— Это ты? Что случилось? — удивился папа. Тадао снял сапоги и прошел в комнату. — Так в чем дело? — опять спросил папа, стоя у дверей. Мама хотела что-то сказать, но только молча опустила голову. — Что случилось? Что ты там встала, иди в дом.
Мама вошла в комнату, но пальто не сняла.
На полу тесной дежурки лежали расстеленные футоны8. Тадао залез на котацу9 и стал смотреть на родителей. Огонь в котацу не горел.
Мама села на дзабутон, который бросил ей папа.
— Ну, что такое? — спросил он.
— Мама... — сказала она и закрыла лицо руками. — Мама умерла...
— Не может быть!
— Позвонили по телефону...
Мамины плечи задрожали, она пробормотала что-то невнятное и заплакала.
Папа сунул в рот сигарету. Он поискал спички, не нашел их и прикурил от электроплитки, включив ее в сеть.
Тадао увидел, как спираль электроплитки покраснела и тихонько загудела. Потом он снял перчатки и стал греть над плиткой руки.
— От чего она умерла? — Папа вытянул губы трубочкой и пустил в лицо Тадао тоненькую струйку дыма. — Она же вроде ничем не болела?
— Вчера вечером... постелила и легла спать... А утром смотрят...
Мама зарыдала.
— Отправляйся туда, — сказал папа.
— А как же... — Мама вдруг перестала плакать и, подняв лицо, посмотрела на папу покрасневшими глазами. — А ты?..
— Я не могу, — ответил папа.
— Как «не могу»?
— Я на дежурстве.
— Попроси, чтобы тебя кто-нибудь подменил.
— Кого сейчас попросишь.
Тадао заглянул под стол. Там стояла коробка из-под мандаринов, в ней всегда лежали моти10.
Папа посмотрел на Тадао, погладил его по голове и, нагнувшись, вытащил из коробки моти. Он бросил ее на раскалившуюся докрасна электроплитку. Повалил белый дым.
— С сахаром? — спросил папа у Тадао.
Мама плакала.
Папа открыл шкафчик и достал блюдце с сахарным песком. Теперь пошел черный дым, и Тадао пальцами быстренько перевернул лепешку.
— Смотри, горячая, — предупредил папа и, хлопнув по поджаренной моти ладонью, разломил ее пополам. Он свернул половину лепешки трубкой, и Тадао, насыпав на нее побольше сахара, стал есть.
— Ну как, вкусно? — спросил папа.
— Угу.
— Ну пожалуйста, — сказала мама.
— Не могу. Я на дежурстве.
— ...
— Ладно, ладно, иди одна.
Папа взял половинку поджаренной моти, подул на нее и тоже стал есть.
— Я пригляжу за Тадао. — Мама молчала.
— Еще будешь? — спросил папа у Тадао.
— Буду.
С железной крыши, ухнув, свалился пласт снега.