Американцы заявили, что Фербенкс, правда, еще не Америка, но что его уже стоит посмотреть. Во всяком случае там мы не будем ходить пешком, так как жителей в Фербенксе летом 5 тысяч человек, а зимой тысяча, но автомобилей круглый год тысяча штук.
Низко над Юконом, на высоте не более 100 метров, несутся три самолета. В середине американец Ионг с Кроссэном, слева Гильом и канадец Рид и справа я. Жители закидывают вверх головы и, повидимому, с удивлением рассматривают знаки на крыльях «Юнкерса». Телеграф уже разнес по всему Юкону весть, что летчики Эйелсон и Борланд совершают свой последний воздушный путь и что «серебряная» машина с непонятными знаками — из далекой суровой страны, из «Сиберии». У города Танана попадаем в полосу мятели, пробиваемся и выходим к железнодорожному мосту. Под крылом железная дорога, идущая в Фербенкс. Но нужны больше компас и курсы. Вдали сияет правильно распланированный город, минуты становятся длиннее. Убираем газ, самолеты снижаются, я уступаю право сесть первым… летчику Эйелсону.
Тт. Слепнев (слева), Фарих (посредине) и американский летчик Ионг.
Самолет Ионга, самолет Гильома и мой самолет — на аэродроме. Крик толпы и приспущенные флаги на зданиях. Я вылезаю из кабинки. Директор «Аласка-Эйрвэйс» распоряжается закреплением самолетов, кто-то на русском языке представляет меня мэру города Де-Ляверну, жене Борланда и отцу Эйелсона.
Я обращаюсь к ним с такими словами:
— Лэди и сэр, личное горе не могут заглушить официальные речи и соболезнования. Я, как собрат по работе погибших летчиков, знаю, что самую тяжелую утрату понесли вы, жена и отец, и слова мало тут чем помогут. Помните только всегда, что ваш муж и сын погибли на посту преодоления беспредельных просторов Арктики, погибли, борясь до последней секунды со стихией. Разрешите вручить вам этот штурвал, как постоянное напоминание, что по героям не плачут и, пожалуйста, не благодарите меня. Советский народ послал меня, как рядового собрата, выполнить это дело, и я только могу скорбеть, что привез вам не ваших людей, а их трупы.
В ответ слезы жены и детей, слышны сдерживаемые слезы отца, похлопывание по плечу и «гут мен, командор»[13].
В далекой Америке, в штате Дакота, старик Эйелсон только теперь перестал отвечать невпопад на вопросы. Эйелсон снова стал ездить в свое бюро, совещаться с директорами и снова интересоваться курсами и проклятым вопросом кризиса, подорвавшего теорию американского «процветании». Старик уже ничего не ждет — его гордости, знаменитого летчика Эйелсона, нет в живых. Я помню, как на траурном ужине типичный американский голос с металлической ноткой, в которой чувствовалась присущая странам капитализма большая власть больших денег, сказал:
— Сэр, я не знаю нашей страны… и приеду ее посмотреть. Я прошу, чтобы на гроб моего сына имеете с канадским и американским флагами был возложен и ваш флаг.
Этот флаг, откровенно говоря, принес мне массу хлопот. Во первых, флаг на нашем самолете был очень грязный и старый. Пришлось заказать новый, а во-вторых, выплыл вопрос дипломатический: возлагать флаг или нет? Запросил по телеграфу свое начальство, флаг в кармане, идет панихида, сижу в первом ряду с отцом и вдовой, на гробу лежат американский и английский флаги. Панихида приближается к концу. Подходит распорядитель церемонии и очень тонко и вежливо осведомляется, когда я буду возлагать флаг. Хватаюсь за последнюю оттяжку и об’ясняю, что по нашим законам нельзя возлагать флаг в церкви. Все удовлетворены и очень извиняются. Оба гроба переносятся в клуб. Телеграммы нет, решаюсь возложить флаг — иначе уже становится неудобно. Подходим с Фарихом к гробам, возлагаю флаг на оба гроба… и воинский караул отдает салют советскому флагу.
Положение спасено. Все довольны.
Мы пробыли несколько дней и Фербенксе и затем всей экспедицией, погрузив покойных в вагон, отправились в путь по Аляске в город Сьюард, где пересели на пароход. В городе Джуно я выл принят губернатором Аляски Джо Парксом, который вручил мне очень лестное письмо и свой портрет. Затем, отдав последний долг Эйелсону и Борланду в Ситтле, мы там же погрузили свой самолет на советский пароход и через Калифорнию направились домой. В Сан-Франциско и на Гавайских островах американская общественность устроила нам очень сердечный прием, с нескончаемыми благодарностями.
В Японии я был принят послом Соединенных Штатов Кестлем, теперешним товарищем министра иностранных дел, и японским начальником авиации генералом Нагаока. Пересекши Японию по железной дороге и проехав пару суток на пароходе, я прибыл во Владивосток, а оттуда в Москву.