Сантош взял у неё чайник и кастрюлю и Маша поразилась, какие горячие у него руки. Сама она промёрзла до мозга костей. Он споро пристроил чайник с кастрюлей над костром и сказал:
— завтра с утра я попробую поискать твоих спутников, сколько их было, кстати?
— Их двое, профессор Рубинштейн и Вольдемар, — она заторопилась, — они были рядом со мной, но куда делись потом, я не знаю… — Маша сникла, понимая, что надежда найти её спутников очень призрачная. — Но, Сантош, за ночь… они замёрзнут, наверно, даже если и живы…
Тот, опуская в кастрюлю куски мяса, спокойно сказал: — они не замёрзнут под снегом, а вот задохнуться могут. Да и вообще, чем больше времени пройдёт, тем меньше надежды найти их живыми, — он вздохнул, — завтра я сбегаю в деревню и привлеку людей на их поиски. Если великий Шива поможет, мы их найдём.
Маша села на шкуры и завернулась в одну из них. Шкуры были мягкими, хорошо выделанными и очень тяжёлыми. Она согрелась и под бульканье воды в кастрюле даже задремала. Встрепенулась, когда мужчина спросил: — как тебя зовут?
— Мария. Маша. Я из Москвы. Профессор пригласил меня в эту экспедицию, потому что где-то прочитал про затерянную в Гималаях деревню Солу Кхумбу. Он считает, что жизнь людей, совершенно оторванных от цивилизации, ещё не до конца изучена. Понимаете, — она виновато улыбнулась, — Марк Моисеевич, он такой… такой влюблённый в этнографию, некоторые называют его фанатиком, а я просто считаю, что настоящий учёный таким и должен быть.
Сантош хмыкнул, глядя на огонь: — мы в Солу Кхумбу не любим чужаков. Если люди не найдут твоих попутчиков, то я завтра отправлю тебя обратно.
Сантош смирился с тем, что в ближайшее время ему предстоит нянчиться с девчонкой. Хуже было то, что где-то под лавиной застряли её спутники. Едва ли они живы, но чем боги не шутят — вдруг им повезло? Он ухмыльнулся про себя, вспомнив, как расширились её глаза и как покраснела она, увидев его нагишом. Он не виноват и вовсе не думал её смущать, но она села как раз на его одежду, которую он бросил, торопясь обернуться и поскорее насладиться свободой, стремительным бегом, звенящим морозным воздухом и… свежим горячим мясом. Сидя на корточках у очага, он исподтишка разглядывал её. Ничего особенного. Чуть курносый носишко, заплаканные серые глаза, светло-русые волосы до плеч, нежная кожа обожжена солнцем и морозным ветром, худенькая, невысокая. Лет непонятно, сколько, но не больше тридцати, это точно. Вот, опять губы задрожали, но она сжимает их, не желая показывать свою слабость. Видно, вспомнила своих попутчиков. Сантош даже немного посочувствовал ей. Какая-то она хрупкая, слишком чуждая здесь, в суровых и величественных Гималаях, где не только мужчины, но и женщины, и дети изо дня в день ведут беспощадную борьбу за выживание. Он фыркнул, представив, какими глазами будут смотреть на неё женщины Солу Кхумбу, все, как одна, сильные, толстые, выносливые.
Санош подумал, что, может быть, после ужина стоит сбегать туда, где он вытащил из пропасти эту бледную немочь. Может быть и удастся отыскать какие-то следы её попутчиков. Ночной охотник, он тенью скользил по скалам, выслеживая задремавших козлов и голубых баранов, и темнота не являлась препятствием для его тонкого обоняния и слуха. Но сегодня он был сыт, а вот женщину нужно накормить. В чайнике закипела вода, и Сантош бросил туда полплитки черного чая. Хорошо бы добавить побольше ячьего масла и немного шафрана и перца, но неизвестно, как спасённая к этому отнесётся. Он покосился на неё: женщина дремала, закутавшись в шкуры, её лицо расслабилось, приобрело доверчивое выражение. Он встал, тихо ступая сходил в свою «спальню» за кружками, ложками и мисками. В меньшей пещере у него хранились кое-какие продукты, немного посуды, а пол был устелен толстым слоем ячьих шкур: громадных, тяжёлых, с длинным ворсом. От оставшейся козлиной туши пришлось отрезать ляжку, чтобы сварить суп.
Усевшись снова на камень, Сантош задумался. Его беспокоило это землетрясение. Он не помнил, чтобы когда-либо горы содрогались с такой силой. Лавины сошли со многих склонов одновременно, и ему не хотелось думать о долинах у их подножий. Завтра с утра он попробует позвонить родителям в Катманду. К сожалению, сотовая связь в горах работала плохо. Чтобы поймать сигнал одной из вышек, установленных на нескольких вершинах, нужно найти определённое место.
Он попробовал суп. Мясо сварилось, бульон был наваристым и жирным. Сантош высыпал в кастрюлю пакет вермишели и посмотрел на женщину. Она неуверенно улыбнулась ему. Он кивнул: — давай, Мария, бери миску, ложку и садись к очагу, будем ужинать. — Вспомнив, он вскочил на ноги и вскоре вынес из малой пещеры большую лепёшку, замёрзшую в камень, что не помешало ему разломить её на несколько кусков.
Маше было стыдно за то, с какой жадностью она ела густой горячий суп. Она действительно проголодалась, и, когда миска опустела, она виновато посмотрела на хозяина: — спасибо вам, Сантош, я уж и забыла, когда нормально ела. — Он был задумчив и хмур и лишь кивнул в ответ на её слова. Немного погодя, он встал:
— Мария, мне надо позвонить. Посиди тут или ложись спать, я скоро приду. — Маша поражённо смотрела на него:
— разве отсюда можно позвонить??
— А почему нет? — он усмехнулся, — вышки есть на некоторых вершинах, утром я их тебе покажу. Другое дело, что не с любой точки можно звонить, горы экранируют сигнал.
Маша замялась, потом спросила: — извините, Сантош, а вы… где-то учились, да?
Он уже направлялся к малой пещере, остановился, оглянулся на неё: — Мария, я врач-педиатр, а учился я в Англии. — Окинув её, совершенно растерянную, ироническим взглядом, он скрылся в пещере. Через несколько минут снежный барс скользнул мимо неё. В его зубах она заметила болтающийся чехол мобильника.
Сантоша не было более двух часов. Позвонить родителям не удалось. Он не знал, что все вышки сотовой связи разрушены, а Катманду лежит в руинах.
Глава 8
Пока Сантоша не было, Маша умылась, да и другие гигиенические процедуры провела. Воды удалось нагреть, и её хватило не только для личных нужд, но и для мытья посуды. Она заглянула во вторую пещеру и обнаружила там и мыло, и несколько бумажных полотенец, а также зубные щётки и пасту. Всем этим она воспользовалась без зазрения совести.