Маша опять обиделась: — Сантош, ты не понимаешь, ведь очень важно изучить быт, традиции и обычаи затерянного в Гималаях селения. Эти знания бесценны! Пройдут столетия, придут новые поколения, а жизнь людей в разные периоды времени всегда будет интересовать человечество! — Он с интересом рассматривал её. Её глаза воодушевлённо блистали, бледные щёки порозовели.
— А ведь она хорошенькая, — подумал Сантош, — и совсем не глупая туристка, ищущая приключений. Вспомнил, что его человеческой половине было неожиданно приятно ощущать вес её тела на спине. Представив, как она сидела на нём верхом, почувствовал, как прилила кровь и стало тесно в джинсах. — А как она держалась за его хвост! — он смешливо фыркнул. Маша запнулась, подозрительно на него посмотрела:
— я сказала что-то смешное?
— Нет-нет, ты права, я с тобой согласен, но я вспомнил, как вытаскивал тебя из снега, а ты висела на моём хвосте!
Она тоже засмеялась: — а ты говоришь — чхетри!
Его глаза похолодели, улыбка стаяла с лица: — не стоит смеяться над клановой принадлежностью, женщина! Брамины и чхетри — две высших касты нашего общества. Именно на них держится государственность страны, — у него даже голос изменился, в нём зазвучала сталь.
— О-о, извини, — Маше было странно видеть столь болезненную реакцию на её слова и она решила впредь не касаться этой темы. Кто их, дикарей, знает, даже если они закончили Лондонский университет.
Пока ужинали, на печурке закипела вода в жестяном ведре. Сантош любезно предоставил ей большое корыто и кусок туалетного мыла. Сам он, схватив куртку, сообщил, что ему нужно на часик отлучиться и исчез за дверью. — Понятно, — мысленно усмехнулась Маша, — к женщине поскакал. Часа как раз хватит. — Странно, что эта мысль её неприятно задела. Но всё же она подумала, что Сантош ей не нравится. Неважно, что он красив какой-то дикой красотой: его сильное поджарое тело постоянно напоминает о хищнике, который сейчас спокоен, но в любую минуту способен превратиться в беспощадного убийцу; а его глаза иногда вспыхивают звериной яростью в ответ на какие-то, ему одному ведомые, мысли. Да и эти касты… не добавляют ему обаяния.
Процесс мытья доставил ей небывалое наслаждение. Наконец-то Маша смогла вымыться горячей водой с мылом, а затем ополоснуться тёпленькой. Хуже было с бельём. Сантош оставил ей обычное махровое китайское полотенце, вроде даже и чистое, а вот смены белья у неё не было. Ей даже думать не хотелось, что придётся на чистое тело натягивать пропотевшие несвежие плавки и лифчик. Мысленно махнув на приличия рукой, она замоталась в полотенце, а бельё состирнула и разложила на низенькой скамейке, придвинув её вплотную к горячему боку печки.
Внезапно дверь распахнулась. Сантош, без куртки, в рубашке с закатанными по локоть рукавами, торопливо вошёл в дом, хмуро сказал: — ты вымылась? Хорошо. Сейчас сюда придёт большая семья. Люди будут здесь ночевать, а ты перебирайся в спальню. Посмотри там, на чём ты будешь спать, остальные циновки и одеяла отдай им. — Неожиданно, в свете фонаря, Маша увидела, что на его груди расплылось большое кровавое пятно. Кровь была на правом рукаве, её брызги подсохли на лице. Она попятилась, с ужасом глядя на него. Перед глазами встала звериная морда с громадными белыми клыками. Он раздражённо спросил: "Что??" — думая о чём-то своём.
— У тебя… кровь… — Маша показала дрожащим пальцем на пятно. Продолжая хмуриться, он отмахнулся:
— Это не моя. Там много пострадавших, я нужен им. — Он о чём-то задумался, глядя сквозь неё. Очнулся: — Тебе нечего надеть, я забыл, — хмуро усмехнулся, — а ты миленько выглядишь в этом полотенце. — Маше стало Жарко, она почувствовала, что краснеет. — Значит, так, — он вздохнул, сосредотачиваясь, — в спальне найдёшь упаковки с новыми боксёрами и футболками, надень что-нибудь. Сюда, в эту комнату, временно поселится большая семья, Джамтан с мужьями и детьми. Ты будешь ночевать в спальне, я, скорее всего, сегодня больше не приду. — На её растерянный взгляд добавил: — в деревне большие разрушения, есть погибшие и много раненых. Кстати, у Джамтан погиб ребёнок, а трое мужей ранены.
Маша даже про кровь на его рубашке забыла:
— Э-э-э, а как это — трое мужей? У неё что, их несколько?
— У Джамтан пятеро мужей и девять детей. Теперь восемь, к сожалению. — Он насмешливо улыбался, глядя на неё.
— Но… как же… Полиандрия??
— У нас есть всё: полиандрия, полигамия, ну и обычные, моногамные семьи тоже есть. Ну всё, мне некогда, меня ждут раненые. Если хочешь, потом об этом поговорим. — Сантош выскочил за дверь, а Маша побрела в спальню.
Это оказалась довольно уютная комната с большим шкафом из сандалового дерева. Розовая древесина, покрытая тонким замысловатым узором, мягко сияла в свете керосиновой лампы. Маша погладила рукой дверцу и подумала, что такой шкаф должен стоить немалые деньги. Изнутри на дверце нашлось зеркало, а на полочке под ним несколько расчёсок, щёток для волос и прочих мелочей. Левая сторона шкафа состояла из полок, на которых довольно аккуратно были сложены футболки, рубашки, джемпера, мужские трусы, всевозможные брюки: шерстяные, хлопковые, трикотажные. Отдельно лежали шапки, куртки и перчатки.
Кроме шкафа у стены, на циновках, высокой горкой лежали свёрнутые шерстяные одеяла, сверху её венчала большая подушка. У небольшого окна Маша разглядела невысокий столик, заваленный книгами. Кроме того, на полу лежал ковёр, и она наклонилась, чтобы получше его разглядеть. Сразу было видно, что он соткан вручную, из шерсти ярких тонов. Нога утопала в длинном мягком ворсе.
Она нашла в шкафу упаковку с новыми мужскими трусами, а футболку взяла старую, выстиранную. Трусы оказались впору, а растянутая футболка велика, но всё было чистым, и Маша с облегчением вздохнула, разматывая полотенце. Она принесла в спальню влажные плавки и лифчик и повесила их на гвоздь в стене, надеясь, что к утру они высохнут.
Она услышала, как открывается дверь и, торопливо натянув брюки, вышла из комнаты. В дом заходили люди. Сначала двое мужчин под руки завели плачущую женщину, следом вошли ещё трое. Все они были ранены и выпачканы в крови. За ними плелись восемь ребятишек разных возрастов. В комнате сразу стало тесно. Увидев Машу, люди остановились, сложив ладони перед собой, вежливо поклонились. Лишь плачущая женщина, которую мужчины отпустили, стала оседать на пол. Они снова подхватили её, что-то стали говорить, поглаживая по голове и плечам. Маша поняла, что это и есть Джамтан, у которой погиб ребёнок. Она торопясь, подвинула подушки, налила в кружку воды и подала женщине. Та стала пить, зубы стучали о кружку. Мужчины окружили её, усадили на подушки, сами присели на корточки, поглаживая руки ласково утешали. Дети сели на пол в сторонке, один, самый маленький, всхлипывал и старшая девочка, лет четырнадцати, взяла его к себе на колени.