Маша слушала его вполуха, украдкой поглядывая на Сантоша. Она даже умудрялась улыбаться и поддакивать профессору, когда он обращался к ней за подтверждением. Напротив, Сантош даже не пытался делать вид, что поглощён застольной беседой. Он хмуро, отрешённо тыкал вилкой момо и, наконец, отодвинул тарелку. Пробормотав что-то, что должно было означать извинение, он вышел из-за стола. Вскоре хлопнула входная дверь.
Галина Николаевна чувствовала неловкость из-за его невежливости. Смущённо улыбаясь, она сказала профессору: — не обижайтесь, пожалуйста, на Сантоша, Марк Авдеевич. У него в отделении лежит ребёнок с тяжёлой формой пневмонии, поэтому все его мысли там, рядом с пациентом.
— Что вы, что вы, уважаемая! Какие могут быть обиды! Я помню, как Сантош дневал и ночевал около жителей Солу Кхумбу, пострадавших при землетрясении! Очень ответственный молодой человек, я вам скажу! — И профессор продолжил свой рассказ.
Сантош, погруженный в каждодневную рутину, состоящую из больных, капризничающих ребятишек, испуганных, недоверчивых мамаш, заполнения историй болезней, назначений и разбирательств с медсёстрами, выполнял всё в каком-то автоматическом режиме. Всё было как всегда, но неумолимо приближался Машин отъезд. Ещё вчера он надеялся, что она передумает и скажет ему, что любит его и решила остаться с ним. Он даже прикидывал, как поедет вместе с ней в Москву за Анюткой. Но сегодня утром, когда появился этот жизнерадостный старик, Сантош понял, что его надежды напрасны: Маша скоро уедет. Он видел, как блестели её глаза, когда она слушала рассказ профессора о его этнографических изысканиях, как активно она поддакивала ему. Он не смог смотреть дальше, как радуется она скорой разлуке. Он удивлялся своей доверчивости и негодовал, что поверил в её любовь. Внезапно Сантоша осенило: — да он же азиат! Никогда белая женщина, европейка, не полюбит смуглого черноволосого мужчину, носителя чуждой ей культуры, чуждого образа жизни! И не имеет значения, что он образован и богат. Ничего общего у них нет и быть не может.
В пылу самоистязания Сантош как-то забыл, что его мать — такая же русская женщина, жительница той же Москвы. Да и вообще он знал многих европейских женщин: немок, итальянок, англичанок, состоящих в счастливом браке с мужчинами — непальцами. Но уязвлённое самолюбие и гордость не позволяли думать о чём-то ином.
Вечером пришёл Таши. Маша ещё ни разу не видела его таким сияющим и удовлетворённым. Удобно устроившись в глубоком кресле с бокалом апельсинового сока, он самодовольно сказал: — что же, с вашей неоценимой помощью, господин Пракаш Малла, и с вашей, госпожа Мария, полиции удалось, наконец, накрыть и арестовать всех членов секты тачо. Они, очень удачно, присутствовали в полном составе в разрушенном храме богини Кали Юга, где вас, госпожа, — он улыбнулся Маше, — собирались принести в жертву.
Маша на улыбку не ответила, а наоборот, довольно неприязненно посмотрела на него: — господин Таши, мне кажется, что в поимке этих фанатиков моей заслуги вообще нет! Если бы не Сантош и Джайя, они убили бы меня! И, уж вы извините, я не нахожу такое стечение обстоятельств удачным. По крайней мере, для себя!
— Ну да, ну да. — Таши, несколько смутившись, побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, — признаю, для вас данное событие едва не закончилось… э-э-э, прискорбно.
Стремясь прервать разговор на неприятную тему, вмешалась Галина Николаевна: — так расскажите же нам, Таши, как идёт расследование! — она перевела взгляд на мужа: — может быть, мне стОит сходить за Сантошем? — Тот молча пожал плечами, а Маша потупилась. С момента тяжёлого для них обоих разговора, Сантош избегал её общества. Вот и в этот вечер он не спустился в гостиную, отговорившись усталостью. Втайне она обижалась на него. Кажется, он не может дождаться, когда они с профессором уедут. Ей, наоборот, хотелось всё время видеть его, слышать его голос. Это было мучительно-сладко, но она ничего не могла с собой поделать. Профессор не был в курсе их отношений, да и едва ли ему было интересно. Ему не терпелось вернуться в Москву, на свою кафедру, уйти с головой в обработку и осмысление той массы новой информации, которую они с Машей получили в горных деревнях. Поэтому, рассеянно выслушав разговор о Сантоше, он пробормотал, что раз аэропорт Катманду худо-бедно заработал, то неплохо было бы им в кратчайшее время улететь домой. Маша с ним согласилась, и разговор перетёк в новое русло.
После недолгого обсуждения возможности возвращения учёных домой, вновь вернулись к арестованным членам секты тачо. Всего их было тридцать семь человек, и принадлежали эти люди к низким кастам — вайшья и шудра. — Да уж, — с неприязнью думала Маша, — ни брамины, ни чхетри никогда бы не оказались в числе этих людей просто потому, что все они, если не богаты, то, по крайней мере, состоятельны, имеют хорошее образование и высокооплачиваемую работу. Им не надо просить о помощи богиню, как последнюю инстанцию. Они вполне в состоянии оплатить необходимое им. — Следствие пришло к выводу, что девочка и жрец были обезглавлены самими фанатиками под воздействием одурманивающих галлюциногенов. Установить, кто конкретно является убийцей, возможным не представляется, сектанты очень напуганы. Из всех арестованных один пострадал очень сильно — он полностью лишился одного глаза, второй тюремному врачу удалось спасти, а лицо обезобразили шрамы. Сокамерники общаться с ним не желают и говорят, что он наказан богами за вероломство. Всем членам секты грозят солидные сроки, потому что правительство страны полно решимости превратить Непал в цивилизованное государство.
Отстранённо слушая полицейского офицера, Маша думала: — конечно, хорошо, что секта разгромлена и, пожалуй, никогда уже не возродится, но остаётся великое множество других традиций и обрядов, от которых народ Непала ещё очень долго не сможет отказаться. И нет, она никогда бы не смогла привыкнуть к запаху сжигаемых трупов на каменных постаментах — гхатах, к жёстким кастовым ограничениям и залитым кровью жертвенных животных храмам богини Кали Юга, о которых рассказал ей Сантош.
Таши ушёл далеко заполночь, а Сантош так и не спустился в гостиную, на что втайне надеялась Маша.
На следующее утро профессор уехал в посольство России. Он хотел попросить сотрудников о помощи. С замиранием сердца Маша ждала его возвращения. Аэропорт Катманду потихоньку оживал после землетрясения, полностью его разрушившего, но гражданские авиарейсы пока не возобновились.
Профессор вернулся нескоро, но пребывал он в прекрасном настроении. Ему пообещали замолвить словечко перед командиром борта МЧС, который должен был назавтра прилететь в Катманду с гуманитарным грузом. Маша вздохнула с облегчением. Она уже сутки не видела Сантоша. Он намеренно избегал встречи с нею, и она ожесточилась, с гневом думая о его эгоизме, нежелании расстаться мирно, с сохранением дружеских отношений. В душе она понимала, что спокойное, скорее всего, навсегда, прощание с любимым человеком, невозможно. Слишком тяжело, слишком больно будет ей смотреть в его глаза и видеть в них такую же боль и отчаяние.