Я не спорю. Но если кто-то боится собак, то ничего смешного в этом нет.
Еще я боюсь Скелета. На нашей улице живет настоящий Скелет. Однажды осенью, на Хэллоуин, мы пошли с папой вечером собирать конфеты. Я сказал, чтобы мне купили пластмассовое ведро цвета тыквы – для конфет. Мама была против нашего похода, говорила, что это «дурацкий обычай – попрошайничать». Но мы с папой ее не послушали.
Папа нарядил меня пиратом, и мы отправились в путь.
«Trick or treat?!» (Фраза, с которой к взрослым в Хэллоуин обращаются дети, собирая в ведерки сладости– авт.) Мое ведро быстро наполнялось конфетами.
Подошли к супермаркету. Там у входа было многолюдно, шумно, выряженные дети и взрослые толкались и что-то кричали. В какой-то момент толпа раздвинулась, я сделал шаг вперед... Вдруг черная фигура с капюшоном двинулась на меня, взмахнув косой. Взметнулся черный плащ, запрыгали белые кости: «У-у-уг...» Я описался и заплакал.
Папа, обычно спокойный, стал что-то Скелету доказывать, почти что ругался с ним. Скелет извинялся, совал мне конфеты, но коса его свистела в воздухе, в глазах его было черно, изо рта торчали кривые зубы. Страшнее этого Скелета ничего на свете нет.
Папа мне потом объяснил, что Скелет – это переодетый мистер Антонио, менеджер супермаркета, и что он не очень умный, если так «шутит».
Вернувшись домой, я, конечно, съел полведра конфет, пока мама не отняла. Но в ту ночь спал вместе с родителями. Мама прижимала меня к себе: «Не бойся. Тот скелет не настоящий».
После Хэллоуина прошло много времени – два месяца, я вырос, смело захожу с родителями в тот супермаркет. Но иногда ночью мне снится Скелет в черном плаще: идет по улице, размахивая косой.
В такие жуткие ночи я сползаю с кровати, выхожу из своей комнаты и – прыг – в кровать родителей.
2
И вот родители забрали меня из садика. Мы все сели в машину. Мама спросила, не хочу ли я снять куртку, не будет ли мне в машине жарко.
– Нет, не хочу, – я продел руки под ремнями детского сиденья и защелкнул пластмассовый замок на груди.
Папа проверил, хорошо ли я пристегнут. У папы плохая привычка – все за мной проверять.
– Всё в порядке, можно ехать, – он сел за руль, перекрестится на иконку, прикрепленную на панели.
На иконке – ангел, в красном плаще, с золотым нимбом вокруг кудрявой головы. Такой ангел этой ночью принесет мне вертолет, после того, как побывает в пещере, где родится Младенец Иисус.
Честно признаться, в этой истории есть некоторая путаница. Папа говорит, что вертолет мне подарит Иисус, ангел же только доставит его под елку. Но как же Иисус может что-то дарить, если он еще – Младенец, бэби, ему самому еще нужны подарки?
Едем. Когда нет заторов, дорога в церковь не утомительна. Больше всего мне нравится трасса вдоль реки: смотрю на плывущие корабли, в воде там, наверное, плавают киты и акулы. Почти как в моей ванне…
Что человек делает в церкви? По словам мамы, – молится и просит у Бога защиты. Папа со мной об этом не говорит. Папа считает меня еще маленьким, чтобы обсуждать такие серьезные вопросы. Он может спросить меня про Спонч Боба из мультфильма, кого тот поколошматил в последней серии, или о том, нравится ли мне новый корабль. О Боге же со мной беседует только мама.
Родители – на переднем сиденье. Уже и мост проехали, а они всё не прекращают разговор – о работе. Часто произносят: увольнение, уволили, уволят. Что за такое ужасное слово – уволят?
Одно время папа часто повторял: «Уволили Джима. Обещают еще увольнения». Постоянно ходил понурый, сердитый. С недавних пор папа вроде повеселел, так теперь мама заладила: «В отделе маркетинга уволили еще троих. Что же будет?..»
Когда они говорят об «уволят», то, кажется, что ветер вот-вот ворвется в нашу машину. И треснут стекла, и отлетят дверцы, и мы останемся одни, в темноте, на этой занесенной снегом и грязью дороге. У-у-уволят!.. У-у-у...
3
– Даня, устал? Потерпи, скоро приедем. Видишь, какой снег, что всё замело, – говорит мама, выглянув из-за высокой спинки кресла.
У мамы красивые волосы: длинные, волнистые, цвета шоколада. Когда я был маленьким, любил лежать на спине и играть ее волосами, сжав их кончики в кулаках. Мне до того нравилось их дергать и тянуть во все стороны, что мама порой кривила лицо от боли. Ни у кого на свете нет таких ласковых волос, только у мамы и... у Маши.
Потому-то, признаюсь, я и терплю эту поездку, не жалуюсь. Потому что в церкви – Маша. Раньше я на нее не обращал внимания, а недавно как будто увидел впервые.