А время идет. По характеру музыки Михаил Богданович догадывается, что ракету Зарницыных начнут скоро выводить из зоны искусственного тумана.
Нужно немедленно на что-то решаться!..
И Михаил Богданович решает спуститься на ракету по удерживающему ее тросу. Не очень уверенно берется он за пластмассовую поверхность и чувствует, что диаметр троса слишком велик, чтобы достаточно прочно обхватить его пальцами. Да и в руках старого клоуна нет уже прежней силы. Тревожит и сердце — оно все еще не успокоилось после подъема по пожарным лестницам…
А трос между тем начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону; и Михаил Богданович теперь только вспоминает, что ракета должна ведь прийти во вращательное движение. Надо бы остаться на колосниках, но он уже повис на тросе, чувствуя, что не удержится на нем, если не успеет добраться до корпуса ракеты прежде, чем наберет она предельную скорость…
Ирина Михайловна сама не своя все это время, тревожась за отца. Как он там? Добрался ли до Зарницыных, сумел ли предупредить? Они ведь могут и не услышать его. К тому же все время грохочет музыка.
Привлечь к себе внимание иным путем ему, видимо, тоже нелегко — купол цирка все время затемнен. Нужно же как-то скрывать от зрителей ракету Зарницыных, создавая впечатление полета ее в "галактическом пространстве". Для этого используется специально изобретенный Мироновым искусственный туман. Сквозь его голубоватую пелену ничего пока не видно.
— Вы только не волнуйтесь так, — участливо шепчет Ирине Михайловне главный режиссер. — Михаил Богданович человек опытный, он найдет способ связаться с ними.
Манеж теперь покрыт ковром, напоминающим лужайку с полевыми цветами. На нем собралась группа людей, оживленно беседующих о чем-то. Прикладывая руки к глазам, они пристально вглядываются вверх, в цирковое «небо». Прожектора направлены на них так, что освещают лишь не отражающий светаковер да их фигуры. То, что находится под куполом, скрыто от зрителей облаками искусственного цветного тумана.
Тревожное, приглушенное звучание оркестра усиливает напряжение. В его мелодии все чаще слышатся звуки, напоминающие сигналы искусственных спутников Земли. Ритм музыки все нарастает. Достигнув крайнего предела, она обрывается вдруг. И тогда в стереофонических динамиках возникает мощный шум стремительно падающего тела…
Туман над куполом становится теперь багровым. Люди, стоявшие на манеже, расступаются к барьеру. Прожектора, сузив свои лучи, устремляют их в центр багрового облака. Но прежде чем показывается из него массивное тело ракеты, Ирина Михайловна обращает внимание на то, что артисты, находящиеся на манеже, с трудом держатся на ногах. Их будто пошатывает какая-то сила. И, не сообразив еще, в чем тут дело, она с ужасом видит, как из облака вылетает, плавно вращаясь в воздухе, худощавая фигура Михаила Богдановича в черном трико. И почти тотчас же появляется кажущаяся докрасна раскаленной ракета Зарницыных.
Ирина Михайловна делает порывистое движение, устремляясь к манежу, но Анатолий Георгиевич удерживает ее за руку.
— Разве вы не видите, как он падает? Падать так можно только в пониженном поле тяготения. А страховать его есть кому — полный манеж людей.
Теперь и Зарницыны выпрыгивают из люка и в изящных сальто-мортале распластываются в воздухе. Но Ирина Михайловна не видит уже ничего. Совершенно обессиленная, она медленно опускается на барьер манежа…
А зрительный зал сотрясается от грохота аплодисментов. Никого ничто не удивляет. Все готовы поверить в любые чудеса. И разве есть что-нибудь невероятное в том, что с циркового неба вместе с «космонавтами» свалился вдруг еще и клоун Косинус? Напротив, без этого в представлении чего-то недоставало бы, что-то не было бы завершено.
— Ну и переволновалась же ты, мама! — сочувственно произносит подошедший к Ирине Михайловне Илья. — Но теперь все в порядке. Опасения наши позади.
— Тревога Миронова была, значит, ложной? — хмурится Ирина Михайловна, подталкивая Илью к выходу из зрительного зала.
— Почему же? У него были для этого основания. В антигравитационной установке отключился один блок. Вот почему над манежем на некоторое время восстановилась нормальная гравитация…
— Но на какое? Не на доли же секунды, как прежде. Так нельзя больше рисковать! Я не о своих нервах… Я о риске, которому мы подвергали Зарницыных.
— А что же ты предлагаешь — отказаться от их номера? Но ведь без него грош цена всей вашей премьере! Ты слышишь, что творится в зрительном зале?
Они теперь в кабинете главного администратора, но и сюда доносится шум аплодисментов. Чтобы усилить его, Илья порывисто распахивает закрытую Ириной Михайловной дверь.
— Было разве когда-нибудь такое?
— Но как же все-таки быть с нестабильностью гравитационного поля? — не успокаивается Ирина Михайловна.
— Непременно докопаемся до ее причины, — уверяет ее Илья.
— Но когда же, однако, докопаетесь? За это время Зарницыны разбиться или покалечиться могут.
— Мы уже догадываемся, в чем там дело. Еще два-три дня, и все станет ясным. А Зарницыны пусть поработают пока с предохранительными лонжами.
— Да они ненавидят их, эти лонжи!.. — восклицает Ирина Михайловна.
Но тут ее прерывает спокойный голос Миронова:
— Не волнуйтесь так, Ирина Михайловна. Я им такие лонжи сконструирую, что они не только чувствовать, но и видеть их не будут.
Виктор Захарович, оказывается, уже несколько минут стоял у дверей кабинета главного администратора и слышал почти весь разговор Ирины Михайловны с сыном.
— Спасибо вам за поддержку, Виктор Захарович! — протягивает ему руку Илья. — А гравитационную установку не следует выключать. Как же можно лишать цирк такого аттракциона? А уж мы с Энглиным постараемся ликвидировать ее нестабильность в самое ближайшее время.
В зрительном зале включен теперь полный свет. Никто не объявляет, что представление окончено, всем и без того все ясно. Но никто не уходит. Не смолкая звучат аплодисменты. Вызывают Зарницыных, Михаила Богдановича, главного режиссера, Ирину Михайловну… А когда наконец публика начинает понемногу расходиться, Антон толкает Юрия в бок:
— Пойдем и мы поздравим Зарницыных.
— А может быть, не стоит сейчас? Там и без нас полно их поклонников…
— Ну, знаешь ли!.. — не находит слов от возмущения Антон.
Схватив Юрия за руку, он буквально силком тащит его за кулисы. А там счастливых Зарницыных окружила целая толпа.
— Ну вот, я же говорил… — мрачно произносит Юрий.
Но Антон, не выпуская его руки, упрямо протискивается к Маше.
— Вот, насильно его притащил, — кивает он на Юрия. — Хотел улизнуть.
— Ах, Юра, Юра! — укоризненно качает головой Маша. — Знали бы вы только, как я счастлива!
— А Михаил Богданович где же? — вспоминает о старом клоуне Алеша Зарницын. — Он ведь так рисковал из-за нас…
— Хотя, к сожалению, ничем не смог бы нам помочь, если бы антигравитация не восстановилась, — вздыхает Сергей. — Погиб бы только сам…
— Да, он мог бы и погибнуть, — соглашается с ним Алеша, а нас бы все-таки спас.
— Каким же образом?
— Михаил Богданович сорвался раньше, чем мы выпрыгнули из ракеты. А по тому, как он падал, не трудно было сообразить, в каком гравитационном поле совершается его падение.
— Да, ты прав, — соглашается Сергей. — Мы, конечно, не стали бы выпрыгивать из ракеты, если бы Михаил Богданович падал в нормальном поле тяготения. Непременно нужно его найти и поблагодарить! Вы не видели его, Семен Семенович? — обращается он к дежурному администратору.
— Ирина Михайловна уже уехала с ним домой, — сообщает администратор.
А Маша все еще держит руку Юрия.
— Особенно же счастлива я потому, что у меня такой друг, как вы, Юра, — говорит она теперь уже ему одному.