Манеж ярко освещен. Зарницыны легкими, изящными прыжками вскакивают, на предохранительную сетку.
— А может быть, начнем сразу без нее? — спрашивает Ирину Михайловну Алеша Зарницын. — Не лучше ли с первой же репетиции приучить себя к мысли, что никакой страховки уже не существует.
— Нет, Алеша, этого я не смогу вам позволить, — решительно возражает Ирина Михайловна. — Пока вы не освоитесь с новыми условиями полета — будете работать с предохранительной сеткой. Мало того, пристегните-ка покрепче еще и пояса с лонжами. Кто знает, какова будет инерция ваших полетов. Можете улететь и за пределы манежа.
Алеша собирается что-то возразить, но Маша останавливает его:
— Зачем же спорить с разумным предложением, Алеша? Все и так знают, какие мы храбрые, — добавляет она, весело рассмеявшись.
Легкий толчок о пружинящую сетку, и Маша взлетает на мостик. Ее примеру следуют и братья. Алеша при этом отталкивается с такой силой, что перелетает через мостик и снова опускается в сетку.
— Ну что, — смеется довольная Маша, — будешь ты теперь протестовать против сетки?
— Пожалуй, ловиторку и трапеции следует развесить подальше друг от друга, — кричит снизу Ирина Михайловна. — А пока будьте осторожны и не слишком напрягайте мышцы. Нужно сначала привыкнуть, приноровиться К новым условиям.
Когда Сергей, совершив несколько пробных полетов, повисает вниз головой в своей качающейся ловиторке, Ирина Михайловна советует Маше:
— Попробуйте пока только одно заднее сальто в руки Сереже. И со слабого швунга.
Маша непривычно осторожно берется за гриф трапеции и совершает плавный кач. Затем энергичным броском отрывается от нее, набирает высоту и грациозно разворачивается в заднем сальто-мортале. Обычно в это время сильные руки брата всегда оказывались возле нее, но сейчас он уже ушел в противоположную сторону, и Маша плавно летит в сетку…
Через полчаса устраивают перерыв. Усаживаются на барьере манежа и возбужденно обсуждают неудачи.
— Такое впечатление, будто всему нужно учиться заново, — обескураженно произносит Алеша.
— Почему же заново? — вскидывает на него удивленные глаза Маша. — Просто нужно привыкнуть и освоиться с новыми условиями полета…
— А я считаю, что нужно послушаться совета Ирины Михайловны и увеличить расстояние между моей ловиторкой и трапециями, — прерывая сестру, убежденно заявляет Сергей. — Зачем нам переучиваться и изменять тот темп, к которому мы давно привыкли? Многие наши движения отработаны ведь почти до автоматизма. А это достигнуто ежедневными тренировками в течение нескольких лет. Зачем же нам начинать теперь все сначала?
— Конечно, это ни к чему, ребята! — поддерживает Сергея Михаил Богданович. — Просто нужно, чтобы вы пролетали большее расстояние. А для этого действительно необходимо пошире развесить вашу аппаратуру. Это даст вам возможность делать больше фигур в каждом трюке.
Вокруг гимнастов собираются теперь все присутствующие на их репетиции. Каждый считает своим долгом дать им совет. Молчит только Илья Нестеров. Некоторое время он сосредоточенно чертит что-то на бумаге, потом протягивает ее Сергею Зарницыну:
— Я вполне согласен с вами, Сережа. И вот прикинул даже целесообразное размещение ваших трапеций в соответствии с условиями ослабленного гравитационного поля.
— Виктор Захарович, — обращается к заведующему конструкторским бюро главный режиссер, — когда бы вы смогли перевесить аппаратуру Зарницыных?
— К завтрашнему утру все будет готово, Анатолий Георгиевич.
А в Академии наук тем временем окончательно решается вопрос об изучении «эффекта Нестерова-младшего» в научно-исследовательском институте Андрея Петровича. Илья пропадает там теперь буквально дни и ночи.
— А как же твоя цирковая установка? — спрашивает его отец.
— Она уже создана и запущена, — беспечно отвечает Илья. — А эксплуатация ее дело не хитрое. К тому же ведает ею опытный инженер, заведующий цирковым конструкторским бюро.
— А я на твоем месте не был бы так спокоен, — задумчиво покачивает головой Андрей Петрович. — Пока мы не разработаем физическую теорию обнаруженного тобой эффекта, ни в чем нельзя быть окончательно уверенным.
— А не припомнишь ли ты, папа, когда был сконструирован первый электрический двигатель? — спрашивает Андрея Петровича Илья. — В тысяча восемьсот двадцать первом году, кажется?