Глыбин взял Павлика за плечо и наклонился, заглядывая, ему в лицо. Павлик опасливо отпрянул. Чернобровый рыбак, который позвал его сюда, заговорщицки подмигнул.
— Струхнул? А почему струхнул? — заметив пугливое движение мальчугана, прогудел Глыбин. — Понимаешь, что виноват, вот почему. Напрасно, не такой я человек, чтобы… Ты — дитя, а ради вашего брата я могу на стомильную прогулку катер сгонять… Вот тебя сейчас катаю. Верно, что ли, я говорю?
Павлик промолчал. Он старался понять: что нужно от него Глыбину?
— Почему молчишь? Может, его стесняешься? — кивнул кэп-бриг на рыбака, который стоял перед штурвалом.
Павлик опять ничего не ответил.
— Ступай, Никита! — сказал Глыбин рыбаку. — Пока без тебя обойдемся. Я потом позову.
Чернобровый, пожав плечами, вышел из рубки. Глыбин прикрыл дверь и занял его место.
— Ну, теперь нас двое, — сказал он. — Давай спокойно покалякаем. Видишь, какое дело… — Глыбин передохнул и продолжал, тыча поочередно указательным пальцем в бланки, которые рядышком разложил на столике. — Вот тут написано, чтобы я твою милость домой отправил, так как от твоей родительницы никому там покоя нету. А эта радиограмма от самолета рыбразведки… В общем, скажу короче: одна бумажка прямым курсом идти предлагает к рыбе, а другая вправо тянет, от рыбы. Какую же из них во внимание взять, а какую отбросить? Как бы ты поступил на моем месте? Пока еще мы прежним курсом идем, на рыбу. Как по-твоему, правильное у нас направление?
— Правильное! — убежденно сказал Павлик.
Глыбин, не ожидавший, видимо, такого ответа, резко поднял голову.
— Правильное, говоришь? Ишь ты! Почему же правильное?
— Из-за меня вам незачем время терять, — поспешно ответил Павлик. — Лучше по пути высадите в каком-нибудь порту, а оттуда я и сам доберусь до поселка. Маманя потерпит…
Глыбин взглянул на компас, крутнул штурвал вправо, влево и неуверенно проговорил:
— А по-моему, курс надо менять. Нет по пути таких портов, куда нужные теплоходы заходили бы.
Павлик продолжал горячо возражать:
— Не надо менять курс. Из-за меня курс менять! Я же виноват, а не вы…
— Вина то твоя, — согласился Глыбин, — а взгреют меня, если что.
— А вы скажите… — пролепетал Павлик и запнулся: кто его знает, что же сказать Глыбину в свое оправдание?
— Что говорить?
Павлик молчал, напряженно думая.
— Нечем будет оправдываться.
Павлик вдруг выпалил:
— Да вы к тому времени что-нибудь придумаете!
— Вот как! — изумился Глыбин. — Тебе охота по морю покататься, а я за тебя должен мозгами ворочать. Хитрован ты, как я на тебя погляжу!
— И ничуть не хитрован. Я же для пользы дела.
— Для пользы дела… — задумчиво повторил Глыбин. Он немного помолчал, вздохнул и спросил: — А что я рыбакам скажу? Радиограммы все читали. Будут настаивать.
— Рыбаков я сам уговорю, — сказал Павлик.
Глыбин посмотрел на него внимательно, качнул головой:
— Ну уж ладно… Ладно… Уговаривай.
Павлик хотел уйти, думая, что разговор окончен.
— Погоди, — остановил его Глыбин. — А ты знаешь, сколько времени тебе придется обходиться без мамаши? Думал об этом?
— А чего тут думать? Я не маленький, по два месяца в тайге бывал. Тут хоть людей полно, а там…
— Ишь ты! Людей полно. Взрослые — это тебе не пацаны, быстро наскучат. Ваш брат любит побегать, а тут — палуба: не разгуляешься. Потом ныть начнешь. Самая работа пойдет, а тебе вдруг домой приспичит.
— Не беспокойтесь!
— Я нытья не люблю. Сорвешь нам путину…
— Не сорву! Я вам слово даю.
— А что мне твое слово — так, пустой звук.
— Не сомневайтесь. Я вас очень прошу, очень! Вы увидите, какой я…
— Вот положение, — развел руками Глыбин. — С берега приказ есть…
— А вы пообещайте, что, как только можно будет, отправите…
— От мамаши обещаниями не отделаешься.
— Вы дяде Егору. А он…
— Разве что с ним? — повел бровями Глыбин. — Ладно, попробую. — Он посидел немного в раздумье, усмехнулся и мотнул головой: — Ну и настойчивый ты! Никому еще не удавалось уломать меня, а ты… а вот ты… — Кэп-бриг опять помолчал и добавил уже строгим тоном: — Теперь заруби у себя на носу вот что: поскольку вся ответственность за твою милость легла на меня, ты должен подчиняться мне беспрекословно. Словом, делать все только с моего ведома и согласия. Ясно? И когда бываешь на палубе, не разевай рот. Не ротозейничай! — намекнул он на случай с боцманом. — Можешь шагать.