— Да.
— Почему? Ведь там мама ждет. Соскучилась.
Павлик в ответ только вздохнул. Лобогрей понял его.
— Ты, Павлик, не тужи, — сказал он задумчиво. — Дядя Юра, считай, поправился…
— А дядя Никифор?
— Ну, и тот уже в норме! Выпишут из больницы, и мы тебя немедленно известим. Через дядю Егора. Договорились?
Лобогрей подвел «Альбатрос» к пирсу и поставил его по корме теплохода. На берегу уже ожидала синяя милицейская автомашина с крытым кузовом. Брагу усадили в машину, и она умчалась.
Митрофан Ильич встал за штурвал. Он повел сейнер в широкий проход между двумя пирсами. От множества огней вода в бухте была сплошь залита золотым сиянием.
— Пойдем в нашу, рыбачью гавань, — сказал Митрофан Ильич Павлику, который стоял рядом, поглядывая вперед. — Правда, там тесновато, но зато чувствуешь себя в своем закутке. А тут, — он кивнул на теплоход, — эти громадины затрут нашего «Альбатроса», как мурашку.
Но Митрофан Ильич был приятно удивлен, когда увидел, что рыбачья гавань совершенно пуста. Бросили якорь, развернув сейнер кормой к берегу. Закрепили швартовы. Митрофан Ильич и Иван Иванович отправились сообщить о прибытии сейнера. Вернулись они скоро. Митрофан Ильич отыскал Павлика на спардеке и сообщил приятную новость:
— В больницу звонил. Тягун наш хорош, поправляется. Но навещать пока не разрешают.
Старый рыбак вдруг запнулся и заглянул Павлику в лицо:
— Что это ты пасмурный, Павлуша?
Павлик промолчал. Митрофан Ильич истолковал это молчание по-своему и сказал:
— Да, завтра тебе на теплоход…
— На теплоход? — встрепенулся Павлик.
— В десять утра отчаливает. Я по телефону билет заказал. В первом классе махнешь. Пошли вниз, у Ивана Ивановича зарплату получишь.
— Никакой мне зарплаты не нужно! — вспылил Павлик. — Я не за деньги помогал!
Старик посмотрел на него неодобрительно.
— Это что за фокусы?
Но Павлик не сдавался.
— На эти деньги лечите дядю Юру и дядю Никифора…
Митрофан Ильич рассердился.
— Чепуху ты говоришь, Павлуша! Наших рыбачков и без твоих денег вылечат. К тому же, Павлуша, тебе и до дому далековато, — как можно убедительнее произнес старик. — Вот и будет вам с мамашей на дорожные расходы.
Павлик продолжал упрямиться.
— Ты не бойся, мамаша тебя журить не будет, — убеждал старик. — Она еще спасибочко скажет. Как же, сынок первую зарплату принес. — Старый рыбак умолк, покрутил кончики усов и добавил: — А ежели от денег откажешься, мы их твоей мамаше перешлем. У нас порядок: работал честно — получай сполна.
Утром рыбаки с «Альбатроса» провожали Павлика на пассажирскую пристань.
По пути в порт Митрофан Ильич на минутку отстал. А когда появился на пристани, то под мышкой у него оказалась большая картонная коробка. Старый рыбак отвел Павлика в сторонку, за какие-то ящики, уложенные на асфальте штабелями, и открыл коробку. Павлик увидел в ней аккуратно сложенную, хорошо выутюженную морскую форму с блестящими пуговицами. Поверх черных суконных брюк лежала мичманка с кокардой.
— Ну-ка, надевай форму, моряк! — подмигнул Митрофан Ильич. — А то вид у тебя больно не того, неказистый… Все-таки первоклассный пассажир!
Павлик, изумленный, взволнованный, во все глаза смотрел на сверкающую кокарду.
— Да надевай же! Это тебе подарок от всей бригады! И от меня, Морского деда, так сказать…
Павлик заглянул в лицо старику — оно было оживленное, но глаза улыбались грустно. И мальчуган почувствовал, как тяжело ему расставаться с Митрофаном Ильичем. Неожиданно для себя он бросился ему на шею.
— Я еще приеду в Парусный! — горячо шептал Павлик. — Обязательно приеду, дедушка Митрофан!
Так, в обнимку, они подошли к теплоходу. Посадка подходила к концу. Гордый красавец возвышался над пирсом, как белая гора. Всю пристань запрудили провожающие. Шумные, возбужденные, улыбчивые. Возле самого трапа стояли рыбаки с «Альбатроса». Мыркин держал в здоровой руке небольшой зеленый саквояж, который Павлик видел в радиорубке на сейнере, а Иван Иванович — «авоську» с дорожными припасами. Среди рыбаков не было только Печерицы. Он нес вахту на «Альбатросе» и простился с Павликом за воротами гавани.
Рыбаки оглядели Павлика с головы до ног и остались очень довольны его костюмом.
— Хорошая у тебя будет память! — сказал Мыркин.
— И о нас и о нашем море! — добавил Гундера.
Высоко над головой раздался протяжный басовитый гудок. Это капитан теплохода предупреждал опаздывающих пассажиров, что теплоход отходит.
— Тебе пора, Павлуша, — сказал Митрофан Ильич. Он взял у Гундеры «авоську», передал ее Павлику, говоря: — Все сами готовили, сообща. А севрюжий балык — специально для мамаши.