***
Когда о стену начинали стучать - сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, - мама краснела и делала звук погромче. Инна же зарывалась поглубже в тетради, делая вид, что ничего не слышит. Ничего не вижу, ничего не знаю - мама предпочитала защищаться неведением, вот и не поверила, когда дочь сказала ей, что дядь Гриша её... пугает. Ну и что? Что он делает? Ведь ничего страшного не происходит, просто сосед-доброхот иногда уделяет внимание ребенку. Своих ведь нет. Так что мама забыла о разговоре, отмахнувшись от слабых возражений, а Инна старалась реже выходить из комнаты. Иногда она сидела, вслушиваясь в то, что происходит совсем рядом, и не решалась даже выйти в туалет, потому что сосед сновал туда-сюда по коридору. О, однажды она сделала глупость - не смогла дотерпеть до его ухода - и больше не хотела повторения. Не хотела видеть, как мягко ходит дверь от слабых толчков, а шпингалет вот-вот поддастся и тогда... Когда она вышла, дядь Гриша попенял, что она тут не одна, остальным тоже хочется, так что нельзя столько времени занимать общую уборную. Вроде все верно, но почему у нее колотилось сердце? В обычные дни она возвращалась из школы достаточно поздно, чтоб не сталкиваться с соседом. Инна научилась чуять его каким-то необъяснимым чувством - интуция ли, предвидение - неважно; главное, что это позволяло ей избегать лишних встреч. А сегодня пошёл дождь. Зонт был лишь один - старый, со сломанной спицей, что торчала вывихнутым пальцем, - и его взяла мама. В библиотеке Инна остаться не смогла, вот и пришлось вернуться раньше обычного. Наверное, непогода и соседу не по нраву - он будто и не собирался уходить. Шастал по коридору, курил в общей кухне, протяжно вздыхал и, зевая, то ли стонал, то ли охал. Его жена, тихая, незаметная, гостила у сестры вторую неделю, так что мама - добрая душа - иногда подкармливала дядь Гришу. Инна смотрела телевизор, увлеченно следя за приключениями придуманной героини, когда в дверь постучали. Страх тут же скользнул за шиворот змейкой. - Инка! Это я, дядь Гриша, - сказал знакомый голос. - Открой, а? Она помедлила. - Что такое? - Открой, не орать же мне на всю округу. Мамка твоя звонила. У них не было телефона, поэтому мама иногда звонила с работы соседям. Инна решилась и отперла замок. Сосед прошелся внимательным взглядом по комнате, словно раньше не видел никогда. Потом осмотрел и ее - снизу доверху. - Задержится она на работе, так что просила с тобой посидеть. Присмотреть. - Спасибо, но не надо. Я... Мне не страшно одной, рядом же люди. - Не выдумывай, - нахмурился он. - Сколько тебе? Четырнадцать? Мала еще одна сидеть. - Двенадцать. Да я справлюсь, честно. Он отодвинул ее с дороги и вошел внутрь. - А так и не скажешь. Ох и дети сейчас вымахали. Акселераты, во.
***
Чистый воздух сбил ее с ног. Свежий, прохладный - не чета душной атмосфере бара, где все пропитано надеждой, пьяной бравадой и лихорадочным весельем, что в любой момент сменяется печалью. - Иночка, пупсик, - шептала на ухо Алла, обжигая горячим дыханием, - ты у меня такая хорошая... Хоть и дура. Езжай с ним. - А ты? Она поддержала нетрезвую подружку, которая едва стояла. Поодаль, у стены, курили и негромко переговаривались их новые знакомые. Инна видела, как холодный свет вывески играл в волосах Игоря. Он оказался очень высоким, даже на каблуках она была не выше его плеча. - Меня Димуля подвезет, - хихикнула Алла. - Не бойся, я у тебя уже большая девочка... И не звони мне, зараза! - Вообще или пока не пройдет похмелье? Алла прищурила глаз, став похожей на сонную сову, и пригрозила ей пальцем: - Не умничай! Шли письма. Все разъехались, оставив Инну вдвоем с Игорем. Она молчала, не желая ничего говорить, а он курил. Тишина была неуютной - гудела от напряжения, заставляла волоски на шее вставать дыбом. Еще немного - и протянется дуга электрическая от руки к руке. Окурок полетел вниз, разбросал искры. Игорь прошел мимо него к темной машине, завозился с ключами, а она все еще стояла на месте, не зная, как поступить. В гудящей голове не осталось места для мыслей, потому когда он позвал, она с облегчением приняла чужое решение и села впереди. - Любишь классику? Инна согласно кивнула. Мягкое сиденье расслабило ее, позволило хоть на несколько минут забыть о боли. В салоне приятно пахло: чем-то смоляным, древесным, напоминающим запах леса. - Ты где живешь? - На Ленина, в центре. Разговор увял. Инна смотрела в окно, на мелькающие фонари и здания, что сливались в пеструю ленту, стоило лишь смежить ресницы. Негромко пели скрипки. Она почти уснула, убаюканная ночным путешествием, когда на бедро легла рука. Инна опустила голову: юбка поднялась вверх, почти полностью обнажив ноги, и тяжелая ладонь покоилась у самой границы. От руки исходило тепло, но ей стало холодно. И гадко. Наверное, надо было что-то сказать... что-то сделать. Но она так устала от тишины, а еще проклятая боль впридачу с алочкиной нотацией - я же говорила! Пусть все будет как будет. Игорь повернулся к ней - тонкие губы, тяжелый подбородок - и улыбнулся.